Отпусти мои крылья

Конечно, у меня был и другой выход. Выставить на продажу дом в Греции. Точнее — я уже это сделала еще перед отъездом. Это помогло бы купить что-то недорогое в прежнем городе. И нанять адвоката для папы. Но я уже согласилась на предложение Артура… Это действеннее, я свято верила, что Бурмистров не обманет. Решит все вопросы и не оставит нас на улице. Я сохраню дом, полный воспоминаний. В нем росла моя мама. Бабушка провела всю жизнь. Родился Тимошка. Если для этого я должна стать проституткой — так тому и быть.

Как же это больно — оказаться беспомощной, в полной зависимости от человека, который когда-то был для тебя целым миром. Любовь к которому так долго жила во мне, и наконец умерла, из-за гадкого шантажа. Сменилась чувством злости и отчаяния. Вот только равнодушия все равно не было. Артур все также глубоко волновал меня.

Глава 29

От дикой ревности тогда мутился разум.

Уж лучше было бы уснуть и не проснуться…

Ушел, не выслушав. Всё обрубая разом,

Мосты сжигая, чтоб назад нельзя вернуться.

От дикой ревности забыл я о морали.

Другие. «На ночь». Сколько их — со счета сбился.

А чувства страшные внутри меня орали:

Ей отомсти! За боль, за то, что ТАК влюбился!

Не оценила, ну так пусть теперь жалеет!

Другие женщины мое согреют ложе.

Но почему при виде Мотылька шалею,

А сердце рваное забыть её не может?

Я думал, стало сердце каменным, жестоким,

И наконец-то насладится ядом мести.

Но почему тогда меня как будто током,

Когда мы рядом, даже если мы не вместе?

(Стихотворение от Ирины П)

POV Артур

Маленькая испуганная мышка, спасающаяся от серого волка. Вот кем стал Мотылек. Красивая как мечта девочка, лишившая меня покоя и разума еще в школе. Вывернувшая наизнанку мое сердце. Сделавшая меня больным недалеким уродом, мстящим всем вокруг.

Я пытался держаться. Не поддаваться ярости, мести. Но не мог. Стоило только вспомнить, как мне позвонила Лиза Брейкер. Я знал ее не слишком хорошо — родители общались в одних кругах. Можно сказать, видел всего несколько раз. Но это не остановило ее от того чтобы хладнокровно сесть напротив меня в кафе, где назначила мне встречу, да еще и опоздала почти на сорок минут — я уже собирался уйти. И спокойно, без предисловий включить диктофон на мобильном:

— Не можешь быть с ним, будь со мной.

— Это невозможно… ты не понимаешь. Я люблю его.

— А я? Все-таки таблетка?

— Прости меня… Это ошибка была. Страшная… самая болезненная и ужасная. Ты не виноват. Ты меня останавливал… А я — мало что соображала в тот момент. Мне так страшно от того что натворила!

— Тогда убеги. Ты это умеешь.

— А ты умеешь подкалывать людей! Больше ничего! Ты можешь понять, что мы наделали? Как жить после этого?

— Люди и не такое переживают Скорос, ты всего лишь невинность потеряла. Но не теряй себя.

Василина Дусманис. Маленькая девочка-мотылек. Разрушила меня, испепелила сердце. В один момент я словно в ад провалился. Ничто не могло мне помочь, заглушить боль, хоть немного прижечь нанесенную рану… Думал, уеду по контракту, и там: в пыли, грязи, войне остыну хоть немного. Не вышло. Всегда стояла перед глазами. Манила меня. Притягивала. И глупое сердце требовало — прости ее. Верни. Забудь прошлое…

Никогда не мог предположить себя в подобной ситуации. Разве что ради шутки, болтая с пацанами, братьями по Афгану. Разные случаи бывали. Многих зачастую не дожидались бездушные барышни. Кто-то ловил на измене вторые половинки, неожиданно вернувшись домой на нечаянно свалившуюся побывку. Я как-то бросил невзначай — Убил бы сразу. И верил в это. И если уж совсем начистоту — в первый момент действительно хотел убить. Обоих. Руки чесались. В груди такой огонь полыхал — ничем не затушить. Никогда не думал, что баба способна выжечь дотла…

Но мстить? Отцу? Родным? Работы лишать? Неужели Мотылек меня настолько уродом считала? Когда первый раз в лицо это обвинение бросила — даже значения не придал. Это случилось на вечеринке, когда все табу в момент к чертям снесло. Когда на тусовку студенческую в роскошном платье явилась, еще и с мужиком. Когда понял, что нет сил держаться подальше, что плевать мне на прошлое, ничего не забыл и не пережил. Все еще люблю до одури. Пока наказывал, на ее глазах с другими бабами тусил — еще мог держаться. Но ее с другим видеть — это рвало меня на части.

Разговор на чердаке не клеился. Хотел сказать, что люблю, а вместо этого нес чушь какую-то. Потому что дурел от близости, от ее вида, запаха, от того как отвечала на мои поцелуи. Но вырвалась, убежала… Отпустил. И снова молчание, точно между нами стена — толстая, но прозрачная. Смотреть можно, подойти — никак. Гордость все еще играла. Самолюбие, обида. Да и на другом сосредоточен был. Бизнес начал. Первое время трудно было выплыть. Тем более, барахтаясь среди акул, был поглощен не собственным самосохранением, а желанием потопить Штаховского. Это были трудные времена. Мы долго боролись и в конце я уничтожил бизнес бывшего друга.