Отравленная сталь

– Вот вы смеетесь. А у меня есть что предложить. Согласитесь, наука умерла, однако у нас с вами еще есть время использовать новые вызовы. – Он смотрит ей в глаза. – Есть два выхода: уйти в бизнес и уехать за границу. Подождите, подождите, не смейтесь. Понимаю, что насчет заграницы все проблематично и продолжительно. А вот бизнес…

– Ну, какой из меня бизнесмен… бизнесвумен?

– Я не предлагаю вам стать сразу бизнесвумен. Я предлагаю пойти в бизнес.

– Каким образом?

– Очень просто и очень натурально. Сейчас объясню. Дело в том, что мне дают кафедру в одном коммерческом вузе. Он только открывается и будет учить студентов на платной основе, как на Западе. И зарплаты у преподавателей будут соответствующие. Мне требуется штат опытных преподавателей. Как вы? Не хотите воспользоваться таким вот выходом?

– Но вряд ли в таких вузах изучают физику, – Людочка не говорит «нет», просто сразу находит возражение.

– Да, физику не изучают. Математику, понимаете, математику. Да и то – на элементарном уровне. Слабенький матанализ, немного теории вероятности, основы математической статистики. Все по силам. Вуз-то – экономический.

Людочка в задумчивости закусывает губу. Глаза профессора следят за ней.

– Вы – искуситель, – говорит она. – Мне надо с мужем посоветоваться.

– Советуйтесь. Он – здравый человек. Уверен, он меня поддержит.

Людочка пожимает плечами, взгляд ее становится рассеянным.

– Мы еще вернемся к этому разговору. – Профессор ласково пожимает ей локоть и оставляет ее одну.

Людочка не торопится разговаривать с Артуром на эту тему. Она оберегает в душе надежду на новую жизнь и на идею профессора, породившую эту надежду. Она пускает их в рост, дает возможность им окрепнуть и черпает в них силы. Ими надо запастись, чтобы иметь некоторое преимущество при разговоре с мужем. Артур, с ее позиции, никак не мог приспособиться к обстоятельствам, чего-то ждал, озирался и вообще сдулся. Он, собственно говоря, и олицетворял то раздражение, которое она испытывала последнее время. Она была сердита на него и разочарована настолько, насколько это было ей свойственно, то есть в ней появилась некоторая холодность и ирония.

Наиболее сильно ее чувства проявились, когда в один далеко не лучший день Артур заявил ей, что зарплату давно не платили, денег на метро у него нет, а потому сегодня на работу он не пойдет. Людочка не вытерпела:

– Ну, откуда это в тебе? – Она неодобрительно взглянула на него.

Артур сразу понял, что оплошал. Времена изменились. Лимит сочувствия исчерпан.

Людочка с торжеством достала кошелек. Артур смотрел исподлобья.

Опомнись, улыбнись, погладь по плечу, погрози пальцем.

Не захотела. Бросила деньги на тумбочку в прихожей и, не прощаясь, хлопнула дверью.

Артур оделся и, не притронувшись к деньгам, тоже вышел.

Он теперь, как поющий зимой, – всегда рискует. Когда любят, тогда и недостатки хороши, а вот когда нет – и достоинства не в счет. Воспользовалась возможностью, чтобы унизить его. Возмутиться, одернуть ее?

Артур пожал плечами.

Получив по одной щеке, подставить другую? Падающего подтолкни? Ударит или нет? Получается – ударила. Но это же – его Людочка! Она заблудилась во времени, когда привычное уносится потоком и на месте привычного остается пена. Не всем по плечу держать давление перемен и не потерять себя. Она изменилась? Пожалуй. Но, не изменяясь, не развиваясь, человек чахнет. Разве не так? И вообще, всякая система…

Тут Артур постепенно перестал думать о Людочке, думать о ней сейчас больно, лучше думать о чем-нибудь другом, о неравновесной термодинамике, например.

Он шагал по направлению к Садовому кольцу, а Москва, улица, погода не давали как следует сосредоточиться. Артур прыгал через лужи и зорко следил за приближающимися машинами. Чуть зазеваешься, и тебя обрызгают с ног до головы.

Уборка снега в Москве весьма условна. Вот ты проходишь метров пятьдесят по вычищенному тротуару, затем по щиколотку входишь в снежную кашу, размешанную пешеходами. Идешь долго, проваливаясь, скользя и спотыкаясь, и вдруг опять расчищенный участок. А что с мостовыми? Они вроде бы расчищены. Посередине. А ближе к тротуару – снег и вода. Троллейбус останавливается поодаль, и, чтобы к нему подойти, люди бредут в жидкой кашице из воды и снега, черпая обувью холодную воду. Наверное, тот, кто за все это отвечает, никогда не ходит по улицам и не ездит в троллейбусе.