– Однажды, классе в восьмом, Светка Нечаева, с которой я сидела за одной партой, пришла в школу, накрашенная ну совершенно божественной помадой – полупрозрачной, темно-розовой, цвета пиона и с едва уловимыми сиреневыми отблесками… Мне она ужасно понравилась. Я попросила накрасить губы, Светка поделилась. И вот мы сидим за одной партой с совершенно одинаковыми накрашенными губами, но разнос англичанка устроила только мне. Только меня она громогласно и безжалостно отправила умываться. И так всегда, понимаешь? – голос Златы звенел. – Всю жизнь я из кожи вон лезу, чтобы доказать, что я не просто пустышка кучерявая, и всю жизнь во мне замечают только помаду и прическу! Мне даже красный диплом не помог!
– Да я помню Светку – она и ненакрашенная страшная была, и накрашенная. Поэтому англичанка и разрешила ей оставить помаду – так сказать, из солидарности… – Лиля собралась было рассмеяться, но осеклась. – Злат, ну ты чего? Злата!
Злата ревела, булькая вином в огромном бокале, тщетно пытаясь отпить из него «успокоительного».
– Златка, да у тебя все будет хорошо! Не может не быть! Ну ты же золотая голова! Придет время, и за тебя заказчики будут глотки друг другу рвать!
Злата вытирала нос и жалостливо кивала. Они долго еще говорили и пили вино. Каждая у себя, но все равно – вместе.
«Лисонька моя!» – внезапно послышалось по ту сторону экрана: это Матвей вернулся домой.
– Да, Матюш, я здесь! – отозвалась Лиля. – Златыч, ты извини, меня любимый сегодня в ресторан пригласил, а я даже не начинала собираться. Ох, и влетит мне сейчас! – Лиля втянула голову в плечи и скорчила испуганную рожицу.
– Не влетит, – буркнула Злата, – Матвей у тебя замечательный.
– Да, – посветлела лицом Лиля, – и у тебя такой будет, даже лучше! – Лиля подмигнула подруге.
Сзади подошел Матвей и чмокнул ее в макушку.
– О, Злата, привет! – он помахал рукой в камеру и обратился к Лиле, – Отменить столик?
– У-у-у, не-не-не-не-не, – затараторила та, – я быстро. Златка, пока! – Лиля отправила в монитор звонкий чмок и отключилась.
Злата осталась в одиночестве. Она сидела в кресле, поджав ноги, смотрела в одну точку и нервно постукивала аккуратными ногтями по бокалу. Остатки стейка сочились кровью. Снять стресс вином и едой, увы, не получилось, и тогда она решила прибегнуть к последнему средству – включила «Убить Билла». Остаток вечера она с большим наслаждением смотрела, как Ума Турман снимает скальпы и шинкует в капусту своих врагов.
Несмотря на все усилия, вернуть душевное равновесие ей так и не удалось. Той ночью Злата долго не могла уснуть. Перед глазами проплывали картинки из прошлого. Горькие подростковые воспоминания больно кололи уже взрослую гордость. Ей виделось, как в выпускном классе англичанка, Людмила Сергеевна, выставила ее у доски перед всем классом и тыкала указкой в цветочный орнамент на ее новых нейлоновых колготках. Злата их обожала. Ей казалось, что для счастливого апрельского солнца «цветочные» колготки – как раз то что надо. Но англичанка считала иначе. Она с таким остервенением тыкала в них старой указкой, что в какой-то момент та зацепилась за колготки и вырвала нить. На ноге расползлась дыра, от которой побежала широкая стрелка. В классе поднялся дружный гогот. Смеялся и Вовка, в которого Злата тогда была тайно влюблена. Вот такой позорный был конец у самых лучших в мире колготок.
На экзамен по английскому Злата пришла в новых колготках в цветочек и коротком платье. Выгнать ее с экзамена из-за этого не имели права. Вызвать к доске и распекать – тоже. Она села за первую парту, демонстративно вытянув в проход скрещенные ноги.
Экзамен Злата сдала на отлично, и ее очень грела мысль, что Людмила Сергеевна, хоть и побагровела лицом, но повлиять на результат никак не могла.
И все же, несмотря на небольшой детский реванш, давно взрослую Злату до сих пор жгла обида и горькое чувство несправедливости. С этими тяжелыми мыслями она уткнулась носом в одеяло и провалилась в сон.
Петербурженка…
Питерка…
Питерчанка…
Почти два года прошло с тех пор, как она переехала в Питер, и что получила в сухом остатке? Она безработная. И одинокая. Ну хоть бы в чем-нибудь преуспела! Хотя, если честно, личной жизнью она не занималась. Совсем.
Злата сидела на Университетской набережной на гранитной скамье под величественными древними сфинксами и смотрела на гордо плывущие белые льдины – вскрылась Нева. Сфинксы были так же безмолвны и невозмутимы, как три с половиной тысячи лет назад, когда их ваяли по образу и подобию египетского фараона Аменхотепа III. Злате хотелось украсть хоть малую часть их вечного каменного спокойствия.