Один из них, несомненно, Пахан. Он старше моего отца, с тщательно зачесанными назад седыми волосами и чисто выбритой челюстью, которая, возможно, когда-то была сильной, но теперь, в его преклонные годы, под ней появились щеки. Его костюм тщательно сшит, его линии пытаются скрыть жир, который занял место того, что когда-то, вероятно, было мышцами, а его лицо заострено. Однако его глаза, голубые и холодные, проницательны и настороженны. Он смотрит на меня, и я вижу похоть, от которой мой желудок скручивается от тошноты, когда его взгляд скользит по моему телу, вбирая в себя каждый его дюйм.
Другой мужчина моложе, скорее всего, ему от двадцати пяти до тридцати, но он достаточно похож на мужчину рядом с ним, чтобы я поняла, что это, должно быть, сын Пахана, без того, чтобы мне об этом сказали. Он воплощение красоты, каким, я ожидаю, когда-то был его отец. У него густые темные волосы, точеное, великолепное лицо и те же голубые глаза. Его тело, сплошные мускулы, обтянутые сшитым на заказ костюмом цвета древесного угля, и все в нем кричит о силе и контроле. Его взгляд тоже скользит по мне, но более бесстрастно. Как будто его не интересую я и то, что я могу предложить.
Я ловлю себя на том, что жалею, что меня не отдали этому мужчине, тому, кто, похоже, не хочет меня. Может быть, тогда я была бы избавлена от ожидающей меня судьбы, но я вижу неприкрытое желание на лице Пахана, и мне интересно, смогу ли я вообще выйти из этой комнаты без того, чтобы меня не трахнули. Он выглядит так, как будто хочет проглотить меня целиком, грязный уебищный старик, пускающий слюни из-за девушки, которая, вероятно, лет на сорок моложе его, если не больше.
Я не знаю, как я переживу лишение девственности без рвоты. Это, если не что иное, вероятно, станет причиной того, что в конце меня убьют.
Мой отец почтительно склоняет голову.
— Пахан. Позвольте мне представить мою дочь, Лиллиану Нарокову.
Я знаю, чего от меня ждут. Я сцепляю руки перед юбкой, наклоняю голову, не отрывая взгляда от блестящего деревянного пола передо мной.
— Очень приятно, — бормочу я, хотя это совсем не так.
Вероятно, это будет худшая ночь в моей жизни, и это большое достижение. Ура мне!
— Хм. — Говорит Пахан. — Ты пришел сюда, чтобы предложить ее мне, Нароков? За место в моем ближайшем окружении, да?
— Да, это так. — Голос моего отца заискивающий. Я ловлю себя на том, что хочу, чтобы Пахан разозлился на это и пристрелил его на месте. Даже если это закончится и моей собственной смертью, было бы приятно знать, что все это было напрасно, и мой отец в конце концов не получил того, чего хотел.
— Это отличное предложение. — Мужчина постарше подходит ко мне, держа в руке хрустальный бокал с водкой. Его взгляд снова скользит по мне, как у собаки, пускающей слюну на сырой стейк. Он обходит меня кругом, и все, что я могу сделать, это стоять прямо и неподвижно под тяжестью его оценивающего взгляда.
Другой мужчина ничего не делает. Он ничего не говорит. Он стоит очень неподвижно. Я не отрываю глаз от пола, но ловлю себя на мысли, что мне интересно, что бы я увидела на его лице, если бы подняла глаза.
— Я испытываю искушение согласиться и взять ее для себя, — продолжает Пахан, и мое сердце замирает в груди. Что это значит? Меня же и предлагают ему. Какие еще есть варианты? Есть отрицание, но мысль об этом вызывает у меня такую же тошноту, как и возможность принятия. Я не переживу своего возвращения в дом моего отца, если Пахан отвергнет его предложение.
Пахан замолкает, возвращаясь на свое место перед камином. Я чувствую напряжение моего отца, гнев, исходящий от него, когда он рассматривает возможность того, что вся его работа и инвестиции были напрасны. Мне почти нравится Пахан за то, что он заставляет его потеть. Может быть осознание этого, поможет мне пройти через это, если он возьмет меня.
— Но мой сын, Николай… — Пахан бросает взгляд на бесстрастного мужчину рядом с ним. — Я думаю, он заслужил награду. Поэтому я приму твое предложение, Нароков. От имени моего сына, если он этого пожелает. Но я думаю, что сначала ему следует поближе присмотреться к девушке. Чтобы убедиться, что она соответствует его стандартам. — Он указывает на мужчину рядом с ним… Николая. — Подойди ближе, сынок. Посмотри на нее и скажи мне, что ты думаешь.
Никаких колебаний, но я чувствую, что Николай не хочет. Я не уверена почему, и это выбивает меня из колеи. Быть отданной Пахану было бы достаточно плохо, но я, по крайней мере, знаю, чего он хочет. Этот же человек ведет себя странно, и это пугает меня еще больше. Минуту назад я хотела, чтобы это был он. Теперь, когда это действительно может быть он, я задаюсь вопросом: не ошибалась ли я?
Николай останавливается передо мной. Он протягивает руку, приподнимая мой подбородок так, чтобы я смотрела на его лицо, и его прикосновение удивительно нежное, сдержанное, как будто он прилагает усилия, чтобы быть таким. Его пальцы приподнимают мое лицо, и мой взгляд встречается с его.