Олеж опустил руки. Ему нравилось ощущать прикосновения Света. Но чутье внутри подсказывало, что долго оставаться здесь нельзя. Раз посвящение окончено, ему пора уходить.
— Как мне отсюда уйти?
— Выйти через дверь, — Брасиян кивнул за его спину.
Светлый обернулся, увидев высокие двустворчатые двери. Совсем рядом. Всего в паре метров от него. Он сделал шаг, но его вновь остановили:
— Во внешнем мире мы обычно носим одежду, — произнес Илей. — Тебе следует о ней позаботиться.
— Благодарю… светлый.
Еще пара шагов, и двери начали сами открываться. Откуда-то из глубин памяти всплыл образ того, как он обычно выглядел раньше, и Олеж, не задумываясь, примерил воспоминание на себя. Шаг. И под ногами оказался обычный пол. Двери легко сомкнулись за спиной, а навстречу ему уже выстроились какие-то маги. Первым стоял высокий брюнет, показавшийся смутно знакомым. Чуть дальше за ним и в стороне расположилась рыжая волшебница, которую он тоже вроде бы припоминал. В них обоих ощущались частички Света. Слабые, но все же. В волшебнице искра горела чуть ярче. И Свет отвлек его внимание от еще одного присутсвтующего.
Она выступила из-за плеча мага и взгялнула на него. Без страха. Молча. Она ждала чего-то. А он видел…
…Тьму. Много Тьмы. Живой. Истинной. Она плескалась, как волны океана, постоянно меняя форму и стремясь вырваться наружу. Масленно поблескивала и пряталась, прикрываясь другими слоями. Тьма. Она должна была разозлить. Но вместо этого вызывала лишь недоумение…
Как ее пропустили сюда? К самому сосредоточию Света? Почему не убили? Внутреннее чутье пришло в смятение. Что-то было не так, но в то же время оно твердило, что все верно. Она… имеет право здесь быть. Почему?
Он не понимал. И чтобы не сорваться, не натворить глупостей, разобраться в себе — он ушел. Закрыл глаза, а открыл их уже в другом месте…
Вокруг порхали бабочки. Распускались цветы. Шумели деревья. Здесь было спокойно. Уютно. Здесь он сможет во всем разобраться.
— Великий Свет! — воскликнул звонкий женский голос за спиной. — Что он с тобой сделал?!
P.S.:
В комнате горели свечи. Они стояли всюду. В причудливых подсвечниках, покрытых оплавленным воском, на подоконнике темного окна, не пропускающего свет, на огромном столе в перемешку с маленькими фигурками, застывшими в нелепых позах… Пламя горело ровно, отбрасывая на голые стены огромные, гротескные тени, живущие собственной жизнью.
Одна из фигурок шевельнулась. Двинулась вперед и внезапно вспыхнула ослепительным белым светом, навсегда изменяя окрас. Откликаясь на это, пламя свечей дрогнуло, моргнуло, на мгновение погружая комнату во тьму, и снова стало гореть ровно.
— Наконец-то, — на плечо легла узкая ладонь, и в темном стекле, как в зеркале, отразилась старая как мир картина: ослепительная красавица и мерзкое чудовище, застывшее в старом, убогом кресле.
— Не торопись, звезда моя, закончено только первое действие. Пьесса еще продолжается, — ее кожа ощущалась как прохладный шелк. Нежная, тонкая, гладкая…
— Целитель встретился с князем, — она взглядом указала на две фигурки у дальнего края стола. Белая и черная. Круглолицый и круглобокий старик, напоминающий древнее божество, и уродливый гриф, вытянутый в высоту.
— Хорошо… Они начали говорить друг с другом. Уже хорошо… — голос просачивался сквозь еле ворочащиеся губы, наполняя помещение едва слышным шелестом, так контрастирующим со звонким голосом ведьмы.
— Вместе они могут догадаться, что происходит.
— Они слишком погрязли в собственной борьбе, чтобы оглянуться по сторонам… Прежде, чем поймут, пьеса достигнет своего апогея.
— Нас интересует финал, — задумчиво возразила она, присаживаясь на подлокотник кресла и проводя пальцами по щеке. По той стороне лица, которая не ощущала прикосновений. По той, что была покрыта уродливыми шрамами. Она всегда так делала, показывая, что не испытывает брезгливости или отвращения.
— Потом уже никто не сможет ни на что повлиять. Ни ты, ни я… Никто.
— И мы позволим им решать самостоятельно? — ей не нравился подобный итог. И разговор повторялся снова и снова.
— Ты помнишь из-за чего началась война?
— Все знают, из-за чего… Проивостояние Света и Тьмы. Мир разделился на два абсолюта.