— Значит, донна Бьянка всё сделала правильно. Я поражаюсь, отец, как изменилось наше правосудие! Раньше даже раб мог подать ходатайство в сенат и надеяться, что его дело будет рассмотрено без всякого предубеждения!
— Молчи! Ишь, как заговорила! Обе вы хороши! Решили прикрыть грехи этой девчонки старинным именем? Вы не подумали, что позор одной недостойной женщины ляжет пятном на все старые семьи Венетты?! Так и знал, что от этих Граначчи одни неприятности! Вся их семейка — изменники! Учинить такое именно сейчас, когда любой внутренний раздор может погубить весь город!
Инес не выдержала:
— Отец, Бьянка лишь хочет, чтобы с Франческой обошлись по закону!
— Не тебе учить меня законам! — ещё больше разошёлся дон Сакетти. — Ступай лучше займись приличными делами, вместо того чтобы портить глаза над книгами! Вот уж действительно погибель для слабого женского ума! Пока ты напрасно жжёшь свечи, твои слуги бездельничают, а супруг бродит по коридорам, словно тень!
От этого несправедливого обвинения Инес внутренне сжалась. Это прозвучало как издевка. Не её вина, что Энрике вернулся из моря совсем другим! Весь вчерашний вечер он провёл с доном Сакетти, ночью ушёл куда-то, а сегодня целый день рассеянно смотрел вдаль и отвечал невпопад. Инес с болью подумала, что в Венетту вернулось лишь тело, тогда как душа Энрике, вероятно, осталась где-то там, в сражении возле островов Иллирии… Она могла лишь надеяться, что когда-нибудь душевное спокойствие к нему вернётся.
Отец знал, как её уязвить. Не желая больше с ним спорить, она положила Бьянкино письмо обратно и направилась к двери. Напоследок решила всё-таки предупредить:
— Я не знаю, насколько тяжелы преступления синьориты Франчески, но надеюсь, что вы, отец, не запятнаете наше имя каким-нибудь неосторожным поступком!
Хлопнув ладонью по столу, дон Сакетти прикрикнул:
— Я сказал, ступай к себе в комнату!
Некоторое время они молча смотрели друг на друга одинаково заиндевелыми светлыми глазами. В другое время Инес поспешила бы укрыться от отцовского гнева, но не сейчас. Ей казалось, что крылья грифона незримо раскрываются у неё за спиной. Она уже перешагнула ту грань, когда её можно было напугать гневным окриком или пощёчиной.
— Хорошо. Доброй ночи, отец.
Возвращаясь к себе, Инес так кипела от гнева, что казалось, факелы в коридорах ярче вспыхивали в такт её шагам. Она удивилась, увидев, что Энрике ещё не в постели. Похоже, никому в Золотом дворце не спалось в эту ночь! Её муж сидел возле раскрытого окна, прислушиваясь к ночным шорохам, и смотрел на пламя свечи. Может быть, он снова и снова перекраивал в уме ту проигранную битву.
— Где ты была? — спросил он с добродушным безразличием.
К злости на отца в растревоженной душе Инес добавилась обида на мужа. Ей захотелось ответить «у любовника», нарочно оговорить себя, чтобы посмотреть на его реакцию. Но она побоялась, что даже это заявление Энрике встретит с обычным прохладным спокойствием. И что ей тогда делать?
— Меня вызвал отец… по делу Франчески Строцци.
Лицо Энрике заметно передёрнулось:
— Эта ведьма! Терпеть её не могу!
— Одно время ты был с ней помолвлен, — поддразнила Инес.
— Не напоминай! — с досадой поморщился её муж. — Иногда мне кажется, что кьямати — это какое-то проклятие нашей семьи! Отец словно помешался на магии, потом захотел женить меня на магичке и, наконец, погиб из-за магии, когда синьор ди Горо отнял её у него!
— Уверена, что синьор ди Горо здесь не при чём, — спокойно заметила Инес, вспоминая то, что читала в книгах. — Ни один человек не способен отнять эту магию у другого. Море само решает, с кем ему говорить.
— Можно подумать, ты что-то понимаешь! — снисходительно усмехнулся Энрике.
Инес холодно посмотрела на мужа:
— Знаешь, несколько дней назад мне приснился сон: три галеры под нашим флагом подошли к Иллирийским островам, когда им наперерез из-за мыса вышли четыре «фиескийца». Две галеры сразу сцепились, а спустя некоторое время ещё один из наших кораблей поспешил на помощь товарищу…
Теперь Энрике смотрел на неё, не отрываясь, и в его глазах загорелось изумление, смешанное со страхом.
— Это дон Сакетти тебе рассказал!
— Нет, не он. Я видела тебя, стоящего на корме рядом с синьором ди Горо… А потом — тебя вместе с Реньером.
— Алессандро сам виноват! — не сдержавшись, выпалил Энрике. — Если бы он сразу напал на Маньяско, мы успели бы расквитаться с ним до того, как появились тарчи!
— Не думаю, что дон Маньяско так легко позволил бы с собой «расквитаться»… и мне странно, что ты во всём стараешься обвинить синьора ди Горо. Раньше вы как будто неплохо ладили. Один раз он даже помог тебе во время регаты, помнишь?
В другое время Инес никогда не стала бы напоминать Энрике о той гонке в День Изгнания, закончившейся для него позором, но сегодня её словно подталкивала какая-то чужая сила.
— Раньше я просто не знал, что он за человек! — запальчиво воскликнул Энрике.