Отравленные морем [СИ]

Иногда что-то вторгалось в моё незамысловатое существование, какая-то тревожная нота, от которой становилось не по себе. Мне снился чей-то пристальный взгляд, зовущий голос, прикосновение чужой руки, от которого трепетало сердце. Тогда меня снова пронзало холодом, и я гнала прочь эти воспоминания, подозревая, что за ними стояло чувство потери, такое огромное, что невозможно осмыслить! Оно бы меня просто разрушило. Куда проще было думать о рыбе, ветре и камышах. Ловить крыльями ветер, паря в его тёплых потоках… Выслеживать, когда моряки начнут потрошить рыбу после лова, чтобы урвать самые лакомые куски. Но беспокойство мне так досаждало, что однажды я решила — хватит.

Я очнулась в тёплой и светлой комнате, в чистой постели, которая казалась мягкой, как облако. По сравнению с картинкой, запечатлевшейся в памяти — грязный баркас, жесткие сырые доски под спиной и ворох пёстрых юбок, запятнанных кровью — это был просто рай. На мне была чистая полотняная рубашка, и волосы больше не свисали сосульками, а пушистыми локонами рассыпались по плечам. Одна рука была забинтована выше локтя. Я больше не чувствовала крыльев, но тело казалось почти таким же лёгким, как у птицы. Только в ногах ощущалась тяжесть.

Откинув одеяло, я попыталась встать и обнаружила, что ноги от колен до щиколоток тоже все были в бинтах. Честное слово, я выглядела, как подагрик, и двигалась с таким же трудом! Постепенно ко мне возвращалась память. Я узнала комнату донны Ассунты — по светло-серым занавескам и статуэтке Мадонны в стенной нише. Значит, я у Джулии, в доме Граначчи. Я отчетливо помнила Джулию, Бьянку… Рикардо…

А потом я вспомнила Алессандро, и мир сразу померк.

Я его потеряла. Вот почему мне так не хотелось возвращаться! Без него этот мир был тюрьмой, пусть без решёток, грязной соломы и грубых охранников — всё равно. Как же это несправедливо! Сердито стерев набежавшие слёзы, я подняла голову… и вдруг встретилась глазами с Алессандро. Он стоял в дверях и взволнованно смотрел на меня. Сероглазый, осунувшийся, он, как обычно, выглядел так, будто не спал неделю. Я застыла, боясь пошевелиться. Если моя фантазия способна порождать такие реальные видения, то на этот раз я превзошла себя!

— Франческа, — выдохнул Алессандро. В два шага пересёк разделяющее нас пространство и обнял меня так крепко, что я как-то сразу убедилась в его реальности. Всё ещё не доверяя себе, я подалась назад в кольце его рук, провела пальцами вдоль его лба, щёк… и боялась отнять ладони — а вдруг он опять исчезнет!

— Ты жив… Ты жив!

Он снова молча привлёк меня к себе. Я задыхалась, стараясь не плакать. Невероятно! Каким-то чудом мы оба оказались по эту сторону жизни.

— Мне сказали, что ты погиб!

— А ты неделю была без сознания! — сказал он с мягким упрёком в голосе. — Я уже не надеялся тебя дозваться!

Кажется, мы оба нечаянно ранили друг друга. Мне хотелось сказать, что он — единственный, ради кого я вернулась бы откуда угодно, но, прижавшись щекой к его плечу, я чувствовала его улыбку и понимала, что слова не нужны. Рядом с Алессандро меня снова охватило ощущение проникнутой теплом близости — такой, что казалось вполне естественным прикоснуться к нему, чувствуя ладонью прохладу его кожи, или закончить начатую им фразу… Наши мысли звучали в унисон.

Что-то ударилось в окно, заставив нас отвлечься друг от друга. Там, запутавшись в занавеске, возник Пульчино. Я обрадовалась. Стоило вспомнить, что ему пришлось пережить! Всё-таки это был ужасный риск. К счастью, судя по бодрому виду, наше долгое единение ему не повредило.

— Пульчино!

Мне хотелось помочь ему освободиться, но я не учла, что за время болезни напрочь разучилась ходить на человеческих ногах. Сделав шаг, я споткнулась, ухватилась за спинку стула, уронила его и упала бы сама, если бы Алессандро меня не подхватил. Чайка справился самостоятельно. Выпутавшись из шёлковых драпировок, он устроился на подоконнике и окинул нас снисходительным взглядом:

«Ладно, я вижу, что вы в порядке, а теперь — пора по делам. Нужно навестить Скарпу, пожать пару клешней…»

«Я тебе так благодарна!»

«Не за что, сестренка», — и Пульчино устремился наружу, лёгкий и энергичный, как всегда. Алессандро немного обеспокоенно предложил проводить меня до ближайшего кресла. Я смутилась из-за своей неуклюжести:

— Кажется, мне придётся заново учиться ходить!

Он улыбнулся:

— Это не страшно, буду носить тебя на руках. То есть… если ты захочешь, конечно.

Стоило нам подумать о будущем, как к Алессандро вернулась прежняя неуверенность. Он смутился и по старой привычке встал боком к свету, чтобы шрам был не так заметен. Я не могла скрыть удивления:

— Ты что, сомневаешься, согласна ли я?

— Теперь уже нет, — улыбнулся он и потянулся, чтобы поцеловать меня, но, как назло, в этот самый момент за дверью послышался топот. Кто-то, привлечённый шумом, спешил сюда, и он даже не думал деликатничать! Мы с Алессандро застыли в объятиях друг друга, когда дверь с размаху отлетела к стене, а комнату сотряс громкий вопль:

— Она очнулась!