Отравленный пояс (и)

— Недурно сработано, нечего сказать! — воскликнул он в то мгновение, когда мы уже спускались с Ротерфилдской возвышенности, и не переставал это восклицать, когда мы проезжали через пустыню смерти по главной улице Льюисхэма и по старой Кентской дороге.

В этом месте нервам нашим нанесён был сильный удар. В окне углового дома простой архитектуры мы увидели развевающийся белый платок, которым махала длинная, худая человеческая рука. Ни разу ещё перед невиданным зрелищем смерти не замирали у нас так сердца и не начинали, мгновением позже, колотиться так сильно, как здесь, перед этим чудесным знамением жизни. Лорд Джон остановил машину, и в следующий миг мы сквозь открытые ворота бросились вверх по лестнице в обращённую окнами к улице комнату второго этажа, откуда нам махали платком.

В кресле перед открытым окном сидела очень древняя старуха, и рядом с ней на другом кресле лежал сосуд с кислородом, несколько меньший, чем те, которым мы обязаны были своим спасением, но того же устройства. Когда мы ворвались в дверь, она обратила к нам своё худое, измождённое лицо в очках.

— Я уже боялась, что навсегда останусь одна, — сказала она. — Я больна и не могу пошевельнуться.

— Счастливый случай занёс нас сюда, — сказал Челленджер. 

— У меня есть к вам необычайно важный вопрос, — прошамкала она. — Пожалуйста, скажите, джентльмены, совершенно искренно: какое влияние окажут эти происшествия на Лондон и на акции северо-западных железных дорог?

Если бы тон её не был так трагически-серьёзен, мы бы, вероятно, громко расхохотались. Миссис Берстон, — так звали её, — была престарелою вдовою, жившей исключительно на ренту от небольшого числа этих акций. Весь её образ жизни зависел от уровня дивидендов этого предприятия, и она просто не могла себе представить существования, которое бы не стояло в связи с ценностью её бумаг. Напрасно старались мы ей объяснить, что денег она может брать сколько ей вздумается, и что все взятые ею деньги не будут иметь для неё никакой цены. Её угасавший ум не мог освоиться с изменившимся положением вещей, и она горько оплакивала своё погибшее состояние.

— Это было всё, что я имела, — плакала она. — Теперь, когда я всё потеряла, мне только остаётся умереть.

Несмотря на её причитания, нам всё же удалось узнать, каким образом выжило это старое, слабое растение, когда вокруг него погиб весь огромный лес. Она страдала астмою, и врач предписал ей кислород. Когда катастрофа разразилась, баллон с кислородом находился у неё в комнате. Естественным образом она начала его вдыхать, как делала это всякий раз при затруднённом дыхании. Ей стало от этого легче, и постепенно расходуя свой запас, она ухитрилась пережить критическую ночь. Под утро она заснула беспокойным сном, и разбудил её только шум нашего автомобиля. Так как взять её с собою было невозможно, то мы снабдили её всем необходимым и обещали через несколько дней проведать её. Когда мы уходили, она всё ещё горько оплакивала гибель своих акций.

Когда мы подъехали к Темзе, нам стало труднее продвигаться вперёд, так как препятствий на дорогах становилось всё больше. С чрезвычайным трудом добрались мы до Лондонского моста. Въезд на него со стороны Мидлсекса запружён был из конца в конец всевозможными препятствиями, так что невозможно было проехать дальше в этом направлении. В одном из доков, поблизости от моста, ярким пламенем горел корабль, и воздух полон был гарью и дымом. Над районом парламента нависла густая туча дыма, но с того места, где мы находились, нельзя было установить, какое здание объято пожаром.

— Не знаю, как вам, а мне Лондон кажется ужаснее деревни. Умерший Лондон действует мне на нервы, — сказал лорд Джон, остановив машину. — Я высказываюсь за то, чтобы двинуться в объезд и возвратиться в Ротерфилд. 

— Я не понимаю, чего мы тут в сущности ищем, — сказал профессор Саммерли.

— Но с другой стороны, — сказал Челленджер, чей зычный голос странно звучал в ужасающей тишине, — трудно допустить и поверить, что из семи миллионов человек в великом Лондоне осталась в живых только одна старуха, пережившая катастрофу благодаря таким случайностям, как её болезнь и средство от болезни.

— Но, если бы даже спаслись и другие, Джордж, как можем мы надеяться их разыскать? — отозвалась его жена. — Впрочем, я вполне присоединяюсь к твоему мнению, что нам нельзя покинуть Лондон, прежде чем мы не испытаем всех средств.