Отравленный пояс

– Ваша незаконченная работа, – кичливо сказал Челленджер, – пустяк по сравнению с тем, что мой собственный капитальный труд «Лестница жизни» так и не продвинулся дальше первой ступени. Мой ум, моя начитанность, мой опыт – словом, вся неповторимая совокупность качеств – были бы вложены в эту книгу, которая должна была составить эпоху в науке. И все-таки говорю вам: я приемлю судьбу!

– Думаю, у нас у всех что-нибудь осталось не доделано, – сказал лорд Джон. – Что у вас, например, молодой человек?

– Я работал над книгой стихов.

– Ну, теперь мир от нее избавлен, – вздохнул лорд Джон. – Покопаться, так всегда найдешь, что нет худа без добра.

– А у вас? – спросил я.

– Получилось так, что я как раз привел в порядок свои дела и готов ко всему. Вот только я обещал Мэривелу поехать с ним весной в Тибет на барса. Но за вас особенно обидно, миссис Челленджер: вы едва успели устроиться в этом уютном доме!..

– Где Джордж, там и дом мой. Но чего бы я ни дала, чтобы еще раз погулять вдвоем по этим милым холмам, подышать свежим утренним воздухом!

Ее слова задели нас всех за живое. Солнце пробилось сквозь сизую завесу тумана и залило золотым своим светом всю ширь Уилда: а мы сидели взаперти, в сумрачной, ядовитой атмосфере, и восхитительный вид за окном, этот чистый, овеянный ветром деревенский простор, был для нас как воплощенная мечта о красоте. Миссис Челленджер в тоске протянула руки к холмам. Мы сдвинули кресла и сели полукругом у самого окна. Стало очень душно. Мне казалось, тени смерти надвигаются на нас – последних в роде человеческом. Как будто невидимый занавес опускался со всех сторон.

– Этого баллона хватит ненадолго, – сказал лорд Джон и жадно глотнул воздух.

– Количество газа в данном объеме есть величина переменная, – пояснил Челленджер. – Она зависит от того, под каким давлением его вводили в сосуд и насколько тщательно соблюдалась при этом осторожность. Я склонен согласиться с вами, Рокстон, что баллон с изъяном.

– Выходит, у нас украли последний час нашей жизни! – со злостью сказал Саммерли. – Это превосходно рисует нам напоследок, в какой мы жили подлый и корыстный век. Что ж, Челленджер, если вы наметили изучить субъективные явления физического распада, – пора приступать.

– Садись на скамеечку у моих ног и дай мне руку, – сказал Челленджер жене. – Думаю, друзья, едва ли стоит медлить дольше в этой нестерпимой духоте. Ведь ты не хочешь, дорогая, правда?

Жена тихо застонала и уткнулась лицом в его колени.

– Я не раз смотрел, как люди зимой купаются в Серпентайне[4], – сказал лорд Джон. – Когда почти все вошли в воду, двое-трое еще дрожат на берегу и завидуют тем, кто посмелей и уже окунулся. Хуже всех последнему. Я за то, чтобы сразу в воду с головой – и конец!

– Что же, по-вашему? Отворить окно – и пусть эфир делает свое дело?

– Лучше яд, чем удушье.

Саммерли, неохотно соглашаясь, кивнул головой и протянул Челленджеру худую руку.

– Мы в свое время часто ссорились, но теперь это все позади, – сказал он. – В глубине души мы всегда были добрые друзья и уважали друг друга. Прощайте.

– Прощайте, мой мальчик! – сказал мне лорд Джон. – Окно запечатано. Вам его так не открыть.

Челленджер наклонился, поднял жену и прижал ее к груди, а жена обвила руками его шею.

– Дайте мне этот полевой бинокль, Мелоун, – сказал он спокойно.

Я подал.

– В руки той силы, что создала нас, предаемся вновь! – прогремел его голос, и с этими словами он бросил бинокль в окно.

Еще не отзвучал звон последних осколков, как благодатный ветер обдал наши пылающие лица сильным и сладким дыханием. Не знаю, как долго мы сидели в изумленном молчании. Потом, как сквозь сон, я вновь услышал голос Челленджера.

– Мы вернулись к нормальным условиям! – вскричал он. – Земля пронеслась сквозь отравленный пояс, но из всего человечества спаслись мы одни.

Глава V Мертвый мир