Отражание

Он смотрел на меня молча некоторое время и не двигался с места. Я отвернулся в глупой попытке снова спрятать лицо. Оно грязное, и он мог еще меня и не узнать. Но не тут-то было. Он нагнулся, стянул с меня капюшон и сказал-таки то, что собирался сказать, но не сказал я несколько лет назад.

— Нет, ты мне сейчас скажи, ты мне кто? Выкладывай.

Мне ничего не оставалось. Я слабел с каждой минутой, и голова шла кругом. А ведь именно в тот момент мне срочно нужно было сообразить, что делать дальше. На ум пришло только одно — врать. Я собрал все свои силы.

— Ты, Паша, меня знаешь, просто забыл. В машине будем ехать — повспоминай. Бояться тебе нечего. Ни с кем из криминальных элементов ты не знаком настолько близко, чтобы они знали твоё имя, и чтобы их голос был тебе так чудовищно знаком. Я прав? Ты должен помочь мне. Я понимаю, тебе хотелось бы постоять, подумать. А что, если я тут умру? Ты же всю жизнь будешь носить это на своей совести…

— Иди ты к черту! — сказал он мне зло, и у меня мороз пошел по коже от этих слов.

А ведь он может меня предать и поступить совсем не по плану. Как же так? Ведь все здесь до сих пор было таким родным и знакомым. Почему все как надо, только я не тот? Должно же в нем что-то быть моим?

Вероятно, все же было. Он поднял меня без церемоний и потащил вниз по лестнице. Меня затрясло.

— Что у тебя с руками?

— Обжог.

— Больно?

— Да… нет. Я уже не чувствую.

Этот короткий диалог меня немного успокоил. Но когда он внизу подогнал машину ближе, меня опять охватила паника. Во дворе уже было немного светлее, и я увидел перед собой не зеленую, а темно-синюю машину. Перед глазами все поплыло. Значит, я все-таки схожу с ума.

И опять произошло то, чего не должно было. Я потерял-таки сознание как только назвал адрес.

Очнулся я в машине рядом с тем Павлом, который был вовсе не я, хотя вроде бы и… Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть его как следует. Он смотрел на дорогу и ехал довольно быстро. Несомненно, он копия меня молодого, но кожа у него, вроде как смуглее, скулы выше и волосы темнее. Я уже не боялся. Меня охватило странное равнодушие к тому, что будет дальше. Так теряет интерес ребенок к игре, если правила оказались слишком сложны. Синяя машина, не зеленая. И Андреич никогда не был рыжим, а центральная улица перед институтом никогда не была такой широкой. Поди и ключ от моей квартиры не подошел бы к его двери.

Я скосил глаза за окно. Город по-прежнему был тем же. А чего я ожидал увидеть? Американские небоскребы? Летающие тарелки? Нет, конечно, но теперь я был твердо уверен, что прибыл я не туда, куда собирался отправиться Добровольский.

— Эй, Павел… — прошипел я, — как твоя фамилия?

— Каримов.

Меня затрясло в истерическом смехе, который тут же превратился в кашель. У нас с ним, оказывается, и отцы разные… или деды. Этот Павел — не я, вот уж точно. Тогда куда он меня везет? Я опять заволновался и приподнялся.

Машина замедлила ход и подьехала к профессорскому дому. Вернулась боль, да такая, что смешалась с моим безумием и принялась создавать уж и вовсе необъяснимые галлюцинации. Из дома вышел человек, очень похожий на нашего Данаева — такой же здоровенный, но несколько старше. Вероятно, тот самый его брат и хозяин дома. Незнакомый мне более Павел и этот Данаев выволокли меня из машины и вдвоем понесли к дверям. Брат профессора что-то объяснял тому Павлу, но я не мог ничего понять. Я пробормотал кое-как: «Спасибо, Паша», и в следующую минуту дверь захлопнулась перед его носом, оставив растерянного парня во дворе.

Я повалился на половик, но меня подхватили и подняли сильные руки. В прихожей стоял какой-то одуряющий запах не то эфира, не то чего-то подобного. Я снова услышал голос этого Данаева, на этот раз обращенный прямо ко мне:

— Ого, Паша, да ты и впрямь тут еле жив!

Я стиснул зубы. Человек, который не мог меня знать, нес меня к Раме большого зеркала. Боль заполнила собой весь мир.

— Не бойся, кричи, если хочется. Тут все спят от снотворного газа. Тебя никто не услышит.

Через миг прошлое осталось позади. Меня погрузили в санитарную машину и тут же принялись колоть шприцами, резать на мне одежду и делать что-то еще… — мне было все равно. Я проваливался в долгожданную темноту, в ничто, но… в своем времени.

Боже мой! Я выжил! Я был обработан, перебинтован и лежал на чистой постели в больнице. Сколько времени прошло? Я достаточно осведомлен и даже при современной технологии на все операции и пересадки кожи, которые мне полагались, нужно несколько дней. Обошлось без сильного сотрясения мозга, но руками пользоваться я ещё долго не смогу. Я осмотрел пальцы в сеточке вакуумной перевязки. Вспомнил, что в первый раз меня разбудили голоса. Приходил кто-то в халате и делал мне укол, после которого я опять уснул. Потом я жил в сознании большую часть дня. Ко мне приходили ребята из лаборатории и сам профессор. Приходил Добровольский с фруктами и извинениями, будто это он виноват в случившемся.