Отраженье багровых линз

Оставшийся путь мы шли молча, и я твёрдо ощущал чьё-то присутствие за спиной. Только на момент выхода к пустырю пред рощей, где стояло пару пустующих домов, было ясно, что спутник отстал. Или свернул куда к себе, не будет же он провожать до порога? — Ему ведь тоже надо успеть скрыться до ночи.

Но я всё же обернулся удостовериться. Стянул противогаз, ибо радиационный фон здесь уже не выходил за норму, втянул прохладный воздух полной грудью и, как и товарищ, исчез в темноте одной из дверных рам.

Дом, как и любое здание, оставленное без присмотра, был в плачевном состоянии: всё покорёженное, кавардак с раскуроченной мебелью, жухлые ростки, пробившиеся чрез оборону сгнившего пола, издающего характерные звуки при малейшем давлении. “А прошло ведь всего полтора года…” — Вздохнул я внутри и начал разгребать хлам под лестницей на чердак, пока не показался навесной замок, защищающий погреб. Небольшую комнатку под землёй, обитую поверх стекловаты досками, где ютилась среди стеллажа и самопальной буржуйки с уходящей на вверх трубой скромная койка. Здесь, у подвешенной за балку сверху керосинки, я проводил каждый свой вечер. Читал, отмечал размышления в дневнике и изредка разжигал печь — больше для поддержки температуры, чем для готовки, коей занимался в основном наверху. Это помогало отвлечься от действительности.

Несколько раз в неделю я покидал своё пристанище и по плану выходил в город. Занимался поисками прошлого, в Нижневартовске искать что-то иное бесполезно — провизия бралась из лесу: ловушки на мелкую живность, редкая рыбалка и ягоды да травы. Целью же следующей запланированной через две ночи вылазки был милицейский участок. «Снова» — Поправил я план в дневнике. В тот раз, месяц назад провалилась попытка взломать дверь архива — отец утверждал, что там находятся карты города и близлежащих окрестностей, что сильно упростило б задачу ориентирования — у меня попросту не было инструмента и сил под конец дня, из-за чего и было решение повременить.

***

Облачно. Мёртвая тишина, наверняка вводящая в беспокойство доконфликтного человека, развеялась чавкающим звуком — берцы ступили в взмокшую из-за ночного ливня грязь. Во дворе было умиротворённо: ни пения птиц, ни шума бодрствующей листвы или речки.

Этому здесь попросту не место.

Оглядев пустырь, я остановился на незаметном вечерами придорожном колодце, что заострял моё внимание не раз — рядом покоятся дорогие мне люди. Две небольшие от усевшего грунта могилки, охраняемые сколоченными крестами. Присев у них пред дорогой, я поднял из грязи сбитую ветром фуражку и вернул, отряхнув одному из перекрестья досок. На втором было пожелтевшее со временем фото молодой женщины: собранные в пучок каштановые волосы, белая аккуратная рубашка и застывшая доконфликтная улыбка.

— Матушка? — Жестяной сзади голос. — Ты принял от неё многое…

По щеке скользнула скупая слеза. “Лишь бы надеть противогаз!” — Взревело внутри. — “Лишь бы этому поганому миру не видеть моих воспоминаний!”.

— Извини. — Продолжало за спиной. — Мне не стоило вскрывать старых ран.

На плечо легла тяжёлая рука, до пят пробравшая приятным теплом — таков был жест моего отца в последнюю нашу встречу.

— Встань горой за нашу мать. — Говорил он твёрдо. — И слушайся дядю Мишу, хорошо?

— Хорошо, отец. — Отвечал я.

— Да не дрейф, Аристарх! — Вступился дядя Миша, ударив товарища по плечу. — Мы с твоим не пропадём, уж гарантирую!

В резину противогаза ударил свист ветра. Поднявшаяся к полудню городская пыль пеленой ложилась на линзы, и глядеть в впередиидущие улицы было нелегко. Перебираясь вдоль проломленных баррикад, я давил подножный мусор и вслушивался в городские проулки: где-то прокатиться жестяная банка, где скрипнет прицеп старого грузовика. Один из таких проулков приведёт меня к частично разрушенной двухэтажке, окружённой металлическими заграждениями и автомобилями «ГАЗ-21». Вдоль таких тёмно-синих волг шла красная линия с надписью: «Милиция», а у заграждений, среди огромного количества иссохших тел, всё было усыпано гильзами различного калибра.

В 1982-ом году, по рассказам отца, город вспыхнул пламенем под названием «бунт». Муниципалитет, заручившийся остатками городских служб, не был в состоянии обеспечить прежнюю жизнь народа, пережившего ударные волны и мучительные годы ожидания по норам, с чем последние мириться не собирались. Отец многое в рассказах опускал и на конкретные вопросы отвечал одно и то же: “Зацикливание на прошлом лишь порождает такое же прошлое.”.