Отражение

Я с трудом понимал смысл этих едких слов, остолбенев от услышанного. До сих пор я считал себя единственным творением мотылька и, узнав, что это не так, почувствовал непонятную, острую ревность. Она всегда принадлежала только мне, теперь же я должен был поделиться с кем-то еще, привыкнуть к мысли, что в ее памяти остался не только я. Я смущенно подумал, что смешно в тридцать лет испытывать детскую ревность.

— Ну? — резко спросила бабушка.

— Нет.

— Это большие деньги, — огрызнулась она.

— Если они у вас есть.

Она снова вышла из себя.

— Наглец!

— Еще какой. Ладно, если это все, я пошел. — Я повернулся и направился к двери.

— Погоди, — настойчиво сказала она. — Ты что же, даже не хочешь взглянуть на свою сестру? Вот ее фотография.

Я оглянулся и увидел, что она показывает на комод, стоящий напротив ее кровати. Рука моя застыла на ручке двери. Она, должно быть, заметила мое замешательство, потому что повторила уже увереннее:

— Ну подойди, посмотри. Взгляни, какая она.

Я нехотя подошел к комоду. Там лежала фотография размером с почтовую открытку, из тех, что обычно наклеивают в семейные альбомы. Я взял ее и повернул к свету. Любопытно!

На фотографии была изображена девчушка лет трех-четырех верхом на пони.

На ней была футболка в красную и белую полоску и джинсы; каштановые волосы доходили до плеч. Ничем не примечательный уэльский пони стоял на аккуратно подстриженной лужайке — по всей видимости, фотография была сделана на конном дворе. Вид у девочки и у пони был довольный и холеный. Однако фотографировали с большого расстояния, поэтому черты лица ребенка вышли нечетко. Вот если увеличить…

Я перевернул фотографию обратной стороной, однако ни места съемки, ни имени фотографа не обнаружил. Разочарованный, я положил фотографию на место, и вдруг взгляд мой упал на лежащий рядом конверт. Сердце тоскливо заныло: я узнал почерк матери. На конверте стояло имя бабушки — миссис Лавинни Нор — и был указан адрес старого дома в Нортэмптоншире, того самого, где я сидел в холле и ждал.

Внутри лежало письмо.

— Что ты там делаешь? — спросила бабушка с тревогой в голосе.

— Читаю письмо от матери.

— Но я… Я тебе запрещаю вынимать его. Сейчас же положи назад. Я думала, оно в комоде.

Я пропустил ее слова мимо ушей. Нелепый, размашистый, легкомысленный почерк сразу воскресил в моей памяти маму, будто она была тут же в комнате, извинялась, посмеивалась и, как всегда, просила помочь.

Но в самом письме не было ничего смешного.

«Дорогая мама!

Я помню свое обещание никогда ни о чем тебя не просить, но, хоть это и глупо, все же надеюсь, что ты когда-нибудь передумаешь, поэтому снова обращаюсь к тебе с просьбой. Посылаю тебе фотографию моей дочери Аманды — твоей внучки. Она очень красивая и хорошая девочка (сейчас ей три года). Мне все время приходится возить ее с места на место — у нас ведь нет постоянного жилья, — а ей скоро в школу. Я знаю, что ты не согласишься, чтобы она жила у тебя, но, может быть, ты поможешь нам деньгами? Тогда я смогла бы оставить ее у чудесных людей. Они очень любят девочку и хотят, чтобы она жила с ними, но у них трое детей, так что они просто не могут дать ей все необходимое. Если бы ты регулярно переводила некоторую сумму на их банковский счет, тебя бы это никак не обременило, зато твоя внучка росла бы счастливой, а для меня это очень важно, иначе я не стала бы тебе писать.

У тебя нет никаких причин ее ненавидеть — у них с Филипом разные отцы, и если бы ты ее увидела, то сразу бы полюбила. Прошу тебя, мама, позаботься о ней. Надеюсь на скорый ответ. Очень прошу тебя, мама, ответь мне.

Твоя дочь Кэролайн.

Мой адрес:

Сосновая Сторожка, Миндл Бридж,

Суссекс»

… Я взглянул на упрямую старуху.

— Когда она это писала?

— Очень давно.

— И вы не ответили, — спокойно сказал я.

— Нет.