Отражение

— С вашей бабушкой, — с иронией ответил Виссарион. — Странно, что вы забыли её имя.

— Я его не знал.

— Не сомневаюсь.

Мужчина помолчал.

Потом нежно, прощаясь, прикоснулся к обложке человеческой кожи, повернулся и вышел из магазина.

Деньги он не взял.

Потому что отнёсся к Книге с уважением.

* * *

Предложение известного художника позировать для новой работы польстило Гале и резко подняло её самооценку. Девушка знала, что симпатична и даже хороша, но не считала себя моделью, находя изъяны даже там, где их и искать-то не требовалось. Но тот факт, что знаменитый Бергер разглядел в ней красоту, достойную картины, перевернул Галино представление о себе. Она почувствовала необыкновенный прилив уверенности, впитала её каждой клеточкой, обрела внутреннюю силу, и эти изменения не остались незамеченными. Марси — институтская подруга — сообщила, что Галя «улыбалась всю пару», и предположила, что та влюбилась. Старый и вредный препод, гроза всего потока, хотел поставить «хорошо», но пробормотал: «Жаль портить такое прекрасное настроение» — и вывел «отл». Ну а во второй половине дня порадовали клиенты, сделавшие девушке неплохую кассу.

Всё вокруг подсказывало: удача! Галя и сама понимала, что такое предложение может не повториться, но тем не менее испытывала определённые сомнения. Во-первых, сам Бергер. По дороге в институт девушка почитала, что пишут о нём в сети, и призадумалась: многочисленные публикации выставили Генриха диким скандалистом с запредельно тяжёлым характером. Бывшие жёны и подруги говорили о нём исключительно гадости, а в богемных кругах он имел устойчивую репутацию алкоголика, что в сём продвинутом обществе расценивалось плебейством — по сравнению с привычной наркоманией. Если судить только по этим публикациям, Бергер получался настоящим демоном, от которого следует держаться как можно дальше, и лишь в одной неприметной статье скромно упоминалось, что последние восемь лет Генрих живёт затворником в подмосковном доме, практически не появляясь на публике. И именно эта заметка в какой-то мере утешила девушку: ведь получалось, вся грязь лилась на него в память о прошлом, благодаря заработанной в молодости репутации. И мало кто представлял, каким художник стал теперь.

Тем не менее, к концу дня запал у Гали почти исчез, и мысль воспользоваться предложением Бергера стала казаться всё более и более неправильной.

Тревога не уходила, однако деньги…

Деньги стали для девушки отличной приманкой. Ни богатых родителей, ни состоятельного покровителя у Гали не было, а запросы присутствовали, и внушительная сумма, которую прошептал на прощание Генрих, манила магнитом.

Сумма за то, чтобы стать моделью для картины знаменитого художника.

Сумма за то, чтобы окончательно увериться в своей красоте…

И просто — сумма.

Большая…

Так что сомнения сомнениями, но воспротивиться соблазну не удалось, и ноги сами принесли девушку по указанному Бергером адресу. К счастью, дом художника стоял неподалёку от полустанка, и Галя добралась до него, не запыхавшись. Охранники маленького коттеджного посёлка пропустили её, кивнув: «Нас предупредили», и девушка с грустью констатировала, что Генрих разобрался в ней лучше, чем она — в себе.

Он не сомневался, что она придёт!

Но сдаться сейчас, в шаге от студии, Галя уже не могла. Да и не хотела, потому что Генрих встретил её у калитки, улыбнулся, как старой знакомой, и пригласил в дом.

— Поужинаешь?

— Я…

Разумеется, девушка была голодна, но в первый момент ей показалось неловким в этом признаваться. В следующий миг Галя вспомнила, что люди по вечерам вообще-то едят, однако согласиться не успела.

— Уверен, у тебя был трудный день, — мягко прожурчал Генрих.

— Обычный.

— Обычно трудный?

— Да.

— В таком случае нужно отдохнуть и насладиться лёгким ужином.

Его накрыли за столом, который показался Гале длиннее, чем её комната. Но прислуга отсутствовала: усадив гостью, Генрих сам достал из духовки рыбу и открыл бутылку белого вина. Девушка приготовилась сказать: «Спасибо, хватит», но не пришлось: Бергер наполнил бокалы на четверть, показывая, что напиваться не собирается и подпаивать гостью — тоже.

Произнёс короткий тост, сделал маленький глоток, предложил «отведать».

Порядок, которому следовал художник, поначалу сковал Галю, она оказалась неготовой к подобным церемониям в быстром и простом XXI веке, но постепенно успокоилась и расслабилась, мысленно убедив себя, что Генрих знал, кого зовёт, и вряд ли ждёт от неё знания всех правил этикета.

Что было правдой.

За столом говорил в основном он и говорил ни о чём: рассказывал забавные истории из жизни, связанные с моделями, заказчиками и их реакцией на его картины, небрежно упоминал имена известных персон, знакомых девушке по газетным статьям, и всякое такое упоминание звучало органично. Бергер не хвастался, он действительно общался с этими людьми, подтверждением чему служили выставленные в гостиной фотографии. Причём фотографии не официальные, скучно-деловые, а сделанные в раскованной, иногда домашней обстановке. Бергер не просто знал этих людей, он с ними дружил.