Отражение

Они снова помолчали, глядя на приближающуюся остановку — там нетерпеливо переминалась вредная Антонина Антоновна, и Валера спросил:

— «Подснежники» у тебя?

— Ага, — подтвердил Обуза.

— Принеси как-нибудь. Хочу посмотреть.

— Завтра. — Виссарион повернулся и пошёл в конец салона, он не хотел встречаться с ведьмой.

— И журналы не забудь! — крикнул ему вслед Валера.

Обуза уселся у окна и достал из портфеля книгу.

Он был доволен тем, что сделал.

Макам IX Чёрный пёс Петербург

Чёрный пёс Петербург — морда на лапах.

Стынут сквозь пыль ледяные глаза.

В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах,

Пью названия улиц, домов поезда.

Чёрный пёс Петербург — птичий ужас прохожих,

Втиснутых в окна ночных фонарей.

На Волковском воют волки, похоже,

Завтра там будет ещё веселей…[4]

Ingresso

Питер — это дождь.

Это ветер, вольно летящий по проспектам и площадям, рвущий привычные к бурям деревья, забегающий в узкие переулки и даже в парадные. Это низкие тучи, плывущие на Петропавловский шпиль и ниже, на крыши выстроенных в крепость домов, застревающие среди труб, и засыпающие, бросив якорь над городом, пока полуденная пушка не попытается их прогнать. Это запах моря, соль на губах, принесённая с далёких берегов, холодных и жарких, приветливых и злых. Это окно, прорубленное в живой стене мира, чтобы прямым массажем запустить его гигантское сердце.

Питер — это камень, воплотивший дух Империи.

И Питер, всё тот же Питер — это места, куда лучше не соваться.

Мужчина, которого прижали на Васильевском, об этом знал, вёл себя осторожно, а когда почуял за спиной смрадное дыхание врага — бросился бежать и почти преуспел. Мужчина выглядел обыденно: лет тридцать пять или сорок, тёмная кожаная куртка, тёмные брюки свободного кроя, тёмные кроссовки — он мог оказаться и таксистом, и бандитом, но стоило ему побежать, как вся обыденность слетела шелухой, потому что скорость, с которой он мчался, сделала бы честь олимпийскому чемпиону, даже тому, кому WADA разрешила жрать любую «химию».

Мужчина бежал с неимоверной скоростью.

Его взяли в оборот на углу Смоленского кладбища, отсекли от машины, от чёрного «Бентли», шофёра которого убили за минуту до нападения, и мужчина помчался по Шевченко, надеясь раствориться среди домов. Почти оторвался, но у Шкиперского сада ему вновь сели на хвост, и погоня возобновилась. Мужчина резко сменил направление, решив спрятаться в промышленных дебрях Балтийского завода. Он мчался нечеловечески быстро, но его преследовали столь же подготовленные люди, или существа, а поскольку их было больше, загонщики постепенно закрыли все возможные пути отхода и прижали добычу к воде, уйти по которой мужчина не мог.

Он остановился, отдышался — время на это было, поскольку четверо преследователей тоже запыхались, — и холодно спросил:

— Возьмёте золотом?

— Кровь и мясо, — хрипло ответил главарь преследователей.

— Лучше не надо.

— Мы сами решаем, что лучше.

— Вы знаете, кто я? — Мужчина не боялся, голос его не дрожал и был наполнен уверенностью. Но умирать он не хотел и пытался договориться: — Меня зовут Александер!

— Поэтому и гнались, баал, — с почтением произнёс главарь. — Мы хорошо знаем, кто вы.

И стало ясно, что ни золото, ни слово сегодня не имеют силы.

— Кто меня заказал? — устало спросил Александер.

— Я не имею права говорить об этом, баал. Даже перед вашей смертью.

Заказчик, судя по всему, отлично разбирался в реалиях Отражения. Во-первых, убийцы подстерегли Александера на выходе с кладбища, сразу после проведения требующего много сил ритуала, а значит, ослабленного. Во-вторых, волколаки заслуженно считались самыми неудобными для Александера противниками в обычном бою.

— И всё-таки вы напрасно согласились на эту работу…

Но время разговоров прошло, и оборотень слева кинулся в атаку. Он медленно заходил жертве за спину, выжидая удобный момент, и ударил, когда решил, что миг настал.

Оборотень прыгнул, в полёте кисти его рук вытянулись, на них выросли длинные и крепкие когти, но к жертве они не прикоснулись: Александер сделал маленький шаг назад, и в его руке откуда-то появился клинок. Скорее всего — из рукава. Шаг назад и взмах, за которым раздался оглушительный визг: чудовищно острый клинок срезал волколаку обе лапы. Александер оказался очень быстрым, и, расправляясь с первым врагом, успел повернуться и, продолжая движение кинжала, насадил на его лезвие второго противника. Клинок вошёл под вздох, снизу вверх и достал до сердца оборотня.

Но то была последняя удача Александера.

Главарь и второй боец не стояли в растерянности, выжидая своей очереди сразиться с лихим противником, а пошли в бой, и смерть двух друзей их не остановила и не напугала.