Читаем Отражение Беатриче полностью

В самом начале апреля от Анны пришло письмо, которое его насторожило: «Так тепло, – писала его жена, – что похоже, будто уже наступило лето. Мы решили, что Туськину свадьбу сыграем на даче, там больше места и есть, где погулять. После свадьбы молодые уедут в город вместе с гостями, а мы с мамой и папой останемся приводить дом в порядок. Уже все зацвело. Странно, правда? А казалось, что зима никогда не кончится, и даже представить себе, что и в доме будет тепло так, что можно спать с открытыми окнами, я бы не могла. Мама с папой решили перебраться туда окончательно в ближайшую субботу, и мне почему-то от этого грустно...»

Письмо принесли вечером – дипломатическая почта, бывало, опаздывала, и ночью он несколько раз просыпался, читал и перечитывал эти слова и сам не мог понять, чем они так сильно и болезненно тревожат его.

Утром позвонил Иванов.

– Сходи помолиться, Серега. Мы с тобой много нагрешили, так что – давай: садись в машину и езжай в нашу родную православную церковь. Там был батюшка, ну, по-ихнему сказать, митрополит, и звали, как водится, Сергий. Преставился в августе сорок пятого, но не как подобает благочинному, а очень загадочным образом: в тюрьме, здесь, под Токио. Вот такая история.

– Как это митрополит попал в тюрьму?

– Он был обвинен в шпионаже. Японцев ты знаешь: как что не по ним, так сразу кишки выпускают наружу. А тут не успели: скончался пристойно.

– И что нам сейчас с тобой нужно? Контакты?

– Опять угадал! Там, в церкви, сегодня заутреня, и служат ее двое: епископ Николай Оно и протоиерей Антоний Такан. Оба русские, но попали сюда давно. Про протоиерея одно известно, что хочет вернуться к себе в Хабаровск. А Родина медлит, как ей и положено. Прошения протоиерей пишет, а мы все молчим. Пущай потомится. Ну, едешь?

– Ну, еду. Куда же я денусь?

– А адрес-то знаешь? До станции Сугамо можешь на машине добраться, а оттуда лучше пешком. Внимание не стоит привлекать. Оденься попроще, не в оперу едешь.

В церкви шла служба. Сергей тихо вошел, огляделся. Народу было немного. Скорее всего, выходцы из Харбина, после войны осевшие в Японии. Те самые, которые хоть и интересовали разведку, но не всегда – на всех не было ни сил, ни времени. Просто так возвращать на Родину вспотевшее русское мясо, живое, со стоном да с криком, грузить его целыми пароходами, с детьми, стариками, горшками и пледами, как это делалось в Европе, а после кормить за решеткой в то время, как нечем кормить за решеткой своих же, – такого приказа никто не давал. Харбинская эмиграция растекалась по миру разбавленным жидким вареньем, и цвет был почти как варенья: кровавый. Им часто давали утечь. Потому что слишком уж много накопилось разного народу в этом русском Харбине, жили долго, обустроились, понарожали детишек, перемешались с коренными китайцами, пошла по земле светло-смуглая раса: глаза голубые, а скулы китайские. За этими всеми отдельно не бегали. Хотите в Америку – едьте в Америку! Пускай пучеглазые негры вас скушают.

Мишка Иванов – среди прочих своих дел – давал задания подчиненным, вроде Сергея Краснопевцева: искать «интересных» людей. Искать и приманивать. Там разберутся. Смертную казнь, слава тебе, Господи, восстановили, напрасно кормить никого не будут.

Краснопевцев дождался окончания службы, – пели красиво, от легкого дыма свечей начали слезиться глаза, – и подошел к протоиерею. Тот был высоким, худощавым, похож на японца, но именно так, как бывают похожими на азиатов чисто русские люди с припухшими глазами и немного приплюснутым носом. Краснопевцев попросил благословить, приложился к синевато-смуглой худой руке. Протоиерей посмотрел на него внимательно, закашлялся в белый платок.

– Извините, – пробормотал он, откашлявшись.

– Я перед вами не буду таиться, – сказал Краснопевцев. – Я помогаю бывшим моим соотечественникам вернуться на Родину. И вот для чего я пришел.

У протоиерея вдруг так сильно задрожали пальцы, что он спрятал их под одежду, но и там они продолжали дрожать, потому что Краснопевцев увидел, как ткань заходила в том месте, куда он их спрятал.

– Пройдемте, пожалуйста, – тихо сказал протоиерей. – Здесь не очень удобно разговаривать.

Они вышли из помещения церкви и оказались в маленьком внутреннем дворе, где белыми и голубыми цветами осыпало крепкие ветки деревьев.

– Весна! – прищурившись, сказал Сергей Краснопевцев и посмотрел в небо, где тихое пушистое облако с золотистой полосой посредине было похоже на голову его далекой жены Анны, когда она причесывала свои светлые волосы на прямой пробор.

– Да, – еще тише согласился протоиерей. – Время быстро проходит.

– Вы, как нам известно, стремитесь вернуться на Родину? – бодро спросил Краснопевцев.

– Послушайте! – сорвавшимся голосом воскликнул протоиерей. – Не надо нам с вами темнить! Я ведь знаю, кто вы и зачем именно пришли. Нам с вами в кошки-мурки играть незачем...

– Вот в жмурки играл, – усмехнулся Краснопевцев, – а в кошки-мурки не приходилось. Новая, видать, игра...

– Вы знаете, кто такие смертники? – перебил его протоиерей.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже