Отражение Беатриче

Но один источник, неподалеку от села Малые Пупки, все-таки сохранился, и Вера Андревна, жена дяди Саши и в прошлом красавица, на выпуске в Смольном сплясавшая танец с пурпурною шалью, – да так, что рыдали все классные дамы, – решила пойти с Анной в Малые Пупки.

– Неточка, – сказала Вера Андревна, – ради Бога, не думай, что я, как отсталая баба в деревне, хочу, чтобы ты уподоблялась невежественным людям. Но эта история совершенно проверенная и всем известная. Еще в сорок шестом году пришел к ручью в Малых Пупках, – деревня такая у нас, – некто Жучкин, простой человек, помогавший там в церкви. А что было с церквью, ты лучше не спрашивай! Потому что ото всей церкви осталась одна часовенка. – Вера Андревна испытующе посмотрела на Анну, чтобы убедиться в том, что рассказ ее встречен сочувствием. – И Жучкин, я даже не скажу тебе точно, что это был за человек, но известно, что фамилия у него была не Жуков, – не так, как у маршала Жукова, а именно так вот, как я и сказала, – этот самый Жучкин мыл в ручье иконы и одну, самую маленькую, Варвары Великомученицы, там, прямо в ручье, и забыл. А на следующий день другой человек увидел, что в источнике покраснела вода. И прямо над этой водой стоит дым. Но недолго. А долго не надо. Знамение долгим и быть не должно. Прибежали сначала, как водится, старухи, потом привели не священника, правда, священника выслали, а привели старца. Он жил там в земляночке, неподалеку. Старушки его и подкармливали. И старец ручей освятил. И ты не представляешь себе, Неточка, что там началось! Принесли из другой деревни, – ну, как ее, Господи? А, из «Зари коммунизма»! Так вот: принесли мальчугана – калеку, обратно своими ногами ушел. В «Зарю коммунизма». Ну, что ты смеешься? – И Вера Андревна сама засмеялась. – Твой дядя – неверующий, пусть он смеется!

– Да как ты посмела? – Узкогрудый дядя Саша закашлялся от возмущения. – Какой я неверущий? Я верующий, но не в языческом смысле. По мне так все эти иконки да ладанки, да ваши источники – это отсталость! И честно сказать: возвращенье к язычеству. А я православный, конечно, но в сердце своем протестант. Мне даже священник не нужен. Зачем мне священник?

– Вот так и советская власть рассуждает, – поджав губы, пробормотала Вера Андревна. – Зачем ей священник? Ты сам посуди! Короче: мы завтра с Анеточкой встанем и вместо прогулки дойдем до источника.

– Валяйте, валяйте! – сказал дядя Саша.

Прогулки не получилось, потому что сначала ехали долго на автобусе, и у Анны от запаха бензина и немытых тел, набившихся в этот автобус, поднялась тошнота, голова закружилась, потом долго шли вдоль старого, в колдобинах и рытвинах, шоссе, по которому с грохотом проносились грузовики, потом, наконец, вошли в лес, холодный, печальный и красный от осени.

Стоял самый-самый конец октября. По ночам на траву ложилась изморозь, и когда Анна, проснувшись, шла с ведром к водокачке, на узкой тропинке был кое-где лед, и она всякий раз боялась упасть и повредить будущему ребенку.

В лесу Вера Андревна остановилась возле поваленного дерева, достала из кошелки хлеб, вареные яички и баночку с простоквашей, поела сама и заставила Анну поесть: «иначе ты губишь младенца». Анна слушалась Веру Андревну во всем, и в доме Веры Андревны, с ее вышивками и вазочками, чувствовала себя так надежно, как будто жила и не в доме, а в крепости.

С мая прошло почти полгода, в которые уложилось так много, что Анне казалось, что это уже не она. Поначалу она часами сидела не двигаясь, глядя в одну точку, и дикие мысли одолевали ее. Иногда ей хотелось, чтобы вдруг произошло что-то такое, от чего все они – и дядя Саша с Верой Андревной, и она сама – погибли и чтобы от них ничего не осталось. Ударит безумная молния с неба, и – все.

Через секунду она опоминалась и озиралась испуганно, как будто бы кто-то мог знать или видеть ее эти мысли.

Перед отъездом из Москвы договорились, что родители будут писать на имя подруги Веры Андревны, живущей от них в двух шагах. Подруга была глухой, жила очень замкнуто, ничем и никем не интересовалась. Ее попросили, она согласилась. Мама провела в Тамбове один день и уехала обратно в Москву. Известий от Краснопевцева не было, и Анна не знала, чем закончилась его командировка в Японию и, главное: где он сейчас. Когда папа сказал, что, исчезнув из Москвы, она спасет и его, которого не тронут, если ее не будет рядом, и который сразу же разведется с ней заочно, Анна почти успокоилась. Ей хотелось верить папиным словам, и она в них поверила. Сергей все равно не мог быть ее мужем после того, что случилось. Главное, чтобы он не пострадал за нее. То, что он не писал и не пытался связаться с ней, Анну не удивляло. С его-то немыслимой гордой жестокостью!