Отражение души

… Прошло уже несколько недель с того времени, как безнадежный пациент пришел в себя. Состояние его здоровья улучшалось день ото дня и, как говорила в шутку Лена, которая и после перевода госпиталя в Ташкент не оставила своего подопечного, а продолжала работу здесь, через некоторое время он уже сможет танцевать, только при одном условии, что белый танец будет за ней. Здесь, в окружном госпитале Ташкента, было все не так, как там, за рекой. Все окружающее было какое-то близкое, родное, даже птицы по утрам пели по иному, извещая всеми трелями и свистом о начале нового дня, который был не в пример тем, что начинались под «музыкальное» сопровождение в Афганистане. Можно было расслабиться и не думать, куда и зачем нужно будет вести бойцов сегодня, и удастся ли сегодня обойтись без потерь. Звуки выстрелов и канонады разрывов беспокоили находившихся на излечении лишь по ночам, во сне. Жизнь протекала спокойным и размеренным ритмом, где время можно было отсчитывать по предписанным процедурам. Периодически, для поддержания раненых, по субботам устраивались концерты. Приезжали деятели искусств из разных регионов страны. Один раз даже из Москвы пожаловал известный певец и композитор, неплохо сочиняющий песни про войну. Настроение в такие дни у всех было особенно приподнятое. Война, длившаяся почти десять лет, закончена, впереди мирная служба, осталось только поправить здоровье и все, полный порядок. На такие вечера, заканчивающиеся обычно танцами, старались попасть все, кто хоть как-то мог передвигаться на костылях, колясках, с помощью друзей. Все, кроме Максима, который сам себе дал слово, пока не сможет передвигаться более или менее сносно сам, на таких мероприятиях не появляться. На самом деле причина была в другом. За последнее время он так привязался к своей «спасительнице», как окрестил медсестру доктор еще там, в Афгане, что не смог бы спокойно смотреть на то, как его «ангел» с кем-нибудь танцует. Тогда как он беспомощно сидит у стены. Теперь все изменилось. Он мог ходить, и был уверен, что медленный танец осилит легко.

Чуть раскосые голубые глаза, светящиеся пронизывающим взглядом, мелодичный, с бархатными переливами голос, никого не могли оставить равнодушными, особенно его, подсознательно чувствовавшего, что и он для нее не просто больной. Хотя, разве что слепой не заметил бы, как прояснялись ее глубокие, словно летнее небо, глаза при виде Максима. Как под разным предлогом она старалась лишний раз заглянуть в палату и как бы невзначай перекинуться с ним парой слов. Вот и на этот раз, закончив обычный утренний обход, в котором она сопровождала лечащего врача, Лена стала перебирать какие-то журналы и бумажки в стеклянном шкафу, стоящем в углу напротив кровати, на которой лежал Максим. Не упуская его из вида, она пыталась найти повод, причину, чтобы подойти к нему, но как назло в голову не приходило ничего подходящего, кроме тех выписок, которые она усердно сортировала уже который раз. В помещении воцарилась тишина, наиболее понятливые обитатели палаты осторожно, бочком-бочком, удалились, оставив молодых людей одних.

− Леночка, – первым нарушил неловкое молчание Максим, сам удивляясь своей храбрости, – скажи, пожалуйста, мне уже можно вставать и передвигаться? – Вопрос был задан неумело, не к месту, но для девушки это была та соломинка, за которую она ухватилась. Подойдя к кровати, она присела на стоящий рядом табурет и стала рассказывать о том, как проходит процесс его выздоровления, и что по этому поводу думает врач.

− Значит, со мной все в порядке? – прервал ее Максим, понимая всю нелепость сложившегося положения.

− Ну, не совсем, чтобы совсем все было хо… – девушка растерялась, краска залила ее лицо, ей вдруг стало стыдно за свое поведение. Она обратила внимание, что находится в палате один на один с Максимом, если не считать одного раненого, которого почему-то прозвали «чайником», и который, повернувшись лицом к стене, не подавал признаков жизни. Она было дернулась, чтобы встать и убежать отсюда, но ее порыв был остановлен нежным прикосновением. Она заглянула в глаза своему больному и прочитала там то, что не надо говорить словами. Его рука трепетно легла на ее ладонь, взгляд, переполненный решимостью, сменяющейся смущением, говорил: не бойся, я сам боюсь. Слова нужные, необходимые отчего-то застряли в горле, вызвав приступ кашля.

− Что с Вами… тобой? Тебе плохо? – испуганно проговорила она.

− Нет, ничего, все нормально, – отмахиваясь рукой, выдавил он. – Не уходи, я хотел кое о чем попросить. – Он наконец-то прокашлялся, прочистив громким вдохом легкие, и, не выпуская из своей ладони ее руки, сдержанно добавил:

− Видишь ли, сегодня должен состояться вечер танцев. Мне неудобно об этом говорить…, но не могла ли ты сопровождать меня?

− Конечно, о чем разговор. Я с удовольствием составлю тебе компанию.

− Значит, в этом наши желания совпадают, тем более, что я хорошо помню наш уговор и собираюсь все танцы, если, конечно, ты не против, протопать, насколько это возможно в моем положении, с тобой.