Отражение глаз твоих [пишется]

Хонн пришёл к тому же выводу. Читал он со второго слова на третье, но что поделать!

Первым делом она срисовала оставшиеся на ладони метки и, при помощи Хонна, восстановила их в зеркальном отражении.

Получилось странно.

— Это не буквы, — заявила она уверенно. — И не цифры, — несколько менее уверенно. — Что бы это значило?

Хонн некоторое время смотрел на начертания на «драгоценности» (судьбу её и загадочные свои слова он пояснять не торопился), шевеля губами. Поворачивал всё это то так, то этак. Безуспешно.

— А у тебя на… — он замялся, — …теле нет ничего подобного?

— Нет, — тут же ответила Неммер, чуть нахмурившись.

— Ты уверена? — спросил «мальчишка» без тени усмешки.

— Да, — ответила Неммер, поджимая губы и зачем-то встала с табурета. Встал и Хонн.

Не переставая смотреть ей в глаза.

— Раздеваться я не собираюсь, — произнесла она сухо. — Тем более, ты… — теперь замялась она, — подсматривал за мной всё это время. Так что… — она замолчала. Хонн не отводил взгляда.

— Я не подсматривал, — так же сухо, с совершенно взрослыми интонациями ответил Хонн. — Во всяком случае, не занимался этим… целенаправленно. — Непривычные слова приходили с некоторой задержкой и словно бы оттуда, откуда их нельзя было извлечь простым усилием воли. Сошлись на том, что Хонн осмотрит её голову.

Неммер ощущала себя очень неуютно. Прикосновения пальцев Хонна вызывали странные ощущения. Было что-то в них от неживого… словно руки его были одеты в тонкие перчатки.

— Карандаш, — велел он неожиданно, перестав ощупывать её затылок. Неммер подала его, затаив дыхание.

Только бы срисовал правильно, подумала она.

Срисовывал он долго, — видимо, проверял по многу раз.

— Еле видно, — пожаловался «мальчишка». — Хорошо ещё, на зрение не жалуюсь.

Неммер взглянула на плоды его усилий и ахнула.

Начертания не совпадали, но были, несомненно, придуманы одним и тем же умом. Семь явно различимых элементов (букв? цифр? иероглифов? рун?…), и у неё, и у него. И ни малейшего представления, что бы это значило.

— На свету почти сразу пропадает, — пояснил Хонн. — С чего бы это, интересно?

Он и долго смотрели на картинки, после чего медленно встретились взглядами.

— Мне кажется, что я спал,… время от времени просыпаясь, — неожиданно сказал Хонн, отводя взгляд. За окном шуршали белые мухи, пытались пробраться внутрь, в убийственное тепло. — Всякий раз, когда я просыпался, на меня кто-то охотился. Не знаю, как удалось выжить.

Он взглянул на Неммер и та кивнула.

— Я бы сказала то же самое, — призналась она. — А две недели назад я словно бы проснулась совсем… По-настоящему. Ты понимаешь?…

— Кажется, да, — голос Хонна теперь более походил на его внешний вид. — Что же теперь делать? — он спросил, явно не ожидая услышать ответа.

— Прежде всего, придумать, что будем есть, — ответила Неммер почти немедленно. Хонн взглянул на неё удивлённо. — Запасов здесь едва-едва хватило бы на одного, — пояснила она. — Или ты будешь питаться, как… — взгляд Хонна был очень тяжёлым, — как прежде?…

— Нет, — ответил тот и решительно поднялся. — Как прежде — не хочу. И прятаться… тоже. А насчёт запасов — есть у меня одна идея, — кивнув, он направился к двери наружу.

— Постой, — Неммер не сразу поняла, куда он. — Одень что-нибудь! На улице холодно!

— Не беспокойся, — услышала она спокойный ответ и несколько секунд спустя открылась и захлопнулась входная дверь.

Неммер вышла в сени… и вновь ахнула.

Одежда, в которую был одет Хонн, оказалась аккуратно сложенной на поленице.

— Что же это такое? — спросила она в смятении и, конечно же, не получила ответа.

Дайнор, 1242 Д.

— Что же теперь делать? — спросил Теммокан, ощущая себя довольно глупо. Армия, которая ворвалась в хранилище, место его заточения, была достаточно внушительной, чтобы взять какую-нибудь из крепостей времён Шайра. Увидев его, живого, здорового и смущённого, Светлейший попятился и… расхохотался. Он смеялся так долго и так странно, что у всех присутствующих поначалу возникли опасения за его рассудок… Теперь, когда «отыгравший» "друг до гроба" лежал перед ними на столе, и протокол о его использовании был заверен необходимым числом свидетелей, предстояло понять, что со всем этим делать.

— Так что будем делать? — повторил вопрос островитянин.

— Не знаю, — Светлейший почесал затылок. Все пуговицы его облачения были застёгнуты (если это полагалось), причёска и борода были безукоризненны. — Есть одна небольшая тонкость. По правилам, я обязан сдать «друга» в Академию, в соответствующий отдел. Впрочем, его вопль наверняка был бы уже услышан кем положено… в обычных условиях.

Он сделал многозначительную паузу и Теммокан пошевелился.

— Что значит — в обычных условиях? — спросил он подозрительно.

— За пределы Хранилища сигнал не вышел, — рассуждал Светлейший, обращаясь, должно быть, к массивной зажигалке, стоявшей на почётном месте на его столе. — Значит,… - он вновь отвернулся и прошёлся до окна и обратно, — можно не торопиться с этим делом… и спокойно просмотреть его самим, но…