Отражение нимфы

Следующий день выдался солнечным и ветреным. Август подходил к концу, и тротуары были усыпаны рано пожелтевшей листвой. Небо приобрело уже тот особый, холодноватый, бледный осенний цвет, который особенно любила Ева. Хорошо было идти, вдыхая чистый утренний воздух, слыша, как шуршат под ногами сбитые ветром листья. Она неторопливо шагала по кленовой аллее, любуясь четкими очертаниями деревьев на светло-синем небе, проступающей кое-где желтизной, всем этим сквозящим в золотых солнечных лучах началом увядания природы. У метро продавали хризантемы и астры – цветы уходящего лета.

Ева прогулялась, сделала все необходимые покупки, вернулась домой и даже успела приготовить обед для Славки. Они все еще жили в разных комнатах, но отношения их стали очень близкими. О том, чтобы снова выйти замуж, Ева боялась и думать, хотя Смирнов не раз заговаривал с ней об этом.

– Разве нам плохо? – возражала она, избегая смотреть ему в глаза. – Я просто не могу решиться на замужество… пойми!

– Но это только формальность.

– Нет… не сейчас.

Глаза Евы наполнялись слезами, и Всеслав отступал. Он решил привлечь ее к своей работе. Общие интересы сближают.

Итак, в начале девятого Смирнов заехал за Евой в Богоявленский переулок, где жила ее клиентка, изучающая испанский язык, и они отправились к Данилиным.

– Нашу коммуналку расселили давным-давно, – объяснял по дороге Всеслав. – Квартиры давали в отдаленных районах, и многим не хотелось переезжать из центра к черту на кулички. Моей матери помог тогда ее научный руководитель, известный историк и археолог Стеблов, а Данилиным пришлось обосноваться в Медведкове.

Друг Славкиных детских игр проживал на седьмом этаже в девятиэтажном доме, построенном из декорированных цветной плиткой панелей. В подъезде было чисто, лампочки горели, лифт работал.

Дверь открыл сам хозяин – Алексей Степанович, и сразу приложил палец к губам.

– Ради бога, тише, а то мама разволнуется. Я ей сказал, что придут коллеги с работы.

Из гостиной раздался обеспокоенный голос:

– Лешенька, кто пришел?

– Это с работы, мама, – ответил Данилин. – Не беспокойся.

Он провел Смирнова и Еву в комнату сестры, плотно прикрыл дверь и вопросительно посмотрел на сыщика.

– При ней можешь говорить все, – сказал Всеслав.

– Говорить, собственно, нечего, – развел руками хозяин. – Алиса не звонила. Никаких вестей о ней нет.

– Мы тут посмотрим ее вещи. Дневника у нее нет?

Данилин пожал плечами:

– Я целыми днями на работе, мать болеет… в общем, не знаю я о сестре ничего, – вздохнул он. – Писать она не любит. А насчет дневника… ищите. Если с собой не забрала, то должен быть здесь. Вот ее шкаф, тумбочка, книжные полки…

Он махнул рукой и тяжело опустился на стул.

Комната девушки была в идеальном порядке: раскладной диван, тумбочка и шкаф, у окна – столик с компьютером, на стене – застекленные полки, глянцевый плакат с кадром из кинофильма «Жестокий романс» – Лариса и Паратов на пароходе, с цыганами, развлекаются. Над диваном висит красивая гитара ручной работы, на тумбочке – настольная лампа и потертая книжка Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес».

Смирнову показалось, что он уже был в этой строгой, чистой комнате. Повинуясь первому импульсу, он шагнул к шкафу, раскрыл его – вещи аккуратно лежали на полках, висели на вешалках. Похоже, Алиса ничего не взяла с собой, кроме сумочки.

В тумбочке нашлась пара записных книжек и несколько тетрадей, которые сыщик забрал с собой. Шкатулка с недорогими украшениями стояла на столике, и Данилин подтвердил, что почти все на месте.

– Нет ее часов, золотых сережек и колечка, которое я подарил ей на восемнадцатилетие, – сказал Алексей Степанович. – Но это понятно. Она постоянно их носит.

В компьютере тоже ничего существенного не нашлось: игры, бухгалтерские программы, материалы для учебы – все. Никаких личных писем, заметок, набросков, никаких откровений. Альбом с фотографиями такой же, как у всех – детские снимки, школа, выпуск, студенческие вечеринки, пикники, экскурсии.

Всеслав выбрал несколько фото, где Алиса была вместе с долговязым молодым человеком, стриженым, с выразительными черными глазами.

– Это Глеб, – сердито сказал Данилин. – Убить мало паршивца!

Ева все время молчала, напряженно следила за действиями Смирнова, смущенно краснела. Ей казалось кощунством рыться в чужих вещах.

Хозяин квартиры искоса бросал на нее любопытные взгляды. Как бы он ни был расстроен, женщина, которую привел Всеслав, вызывала у него интерес. Она была красива той необъяснимой славянско-персидской красотой, издавна отличавшей русских княжон: огромные, чуть раскосые зеленовато-серые глаза, высокие скулы, пухлые губы и густые, вьющиеся колечками у висков русые волосы.

– Уже поздно, – сказал сыщик, закончив беглый осмотр комнаты. – Записные книжки и тетради я изучу дома. Если понадобится, приду опять.

– Да-да, конечно… – рассеянно кивнул Данилин.

* * *