Отражение (СИ)

— Ущипните меня, это же Толмачёв-младший! — объявил он.

— Я уже десять минут тут стою.

— Десять минут? Я что, задремал?

Мальчишка пожал плечами.

— Ни разу не видел, как ты спишь. Вот мама — другое дело. Она до сих пор зовёт меня пожелать ей спокойной ночи, хотя я уже не маленький. Раньше она заходила ко мне в комнату, чтобы выключить свет, но теперь я ложусь позже.

— Ты ложишься позже? И чем же это ты таким занимаешься, что ложишься позже матери?

— Читаю, — Виталик рассеянно поправляет семейный портрет на стене. — Иногда просто сижу.

Его светлые, как кристаллики льда, глаза, блуждавшие по кабинету, вдруг возвращаются к отцу.

— Маме я говорю, что подтягиваю физику, а на самом деле просто сижу и смотрю в окно. До часу ночи, иногда до двух. Мама думает, что я сплю давно. Говорю, что ложусь не позже одиннадцати.

Алексей не представлял, что делать с такого рода откровенностью. Он взял со стола коробку с кнопками для пробковой доски, встряхнул её, поморщившись, швырнул обратно, так, что коробка проехалась до противоположного конца столешницы и замерла там, у самого края.

В комнате, которую Алексей переоборудовал под кабинет, была койка. Полноценным спальным местом назвать её можно с большой натяжкой. Жёсткая, с резиновым на ощупь матрасом, и такая узкая, что пухлая подушка на ней похожа на излишне самоуверенного канатоходца. Тем не менее, мужчина посмотрел здесь немало снов, перебираясь в спальню к жене не реже раза в неделю… Алексей потёр морщинку между бровями. Когда он последний раз был, этот «раз в неделю»? Раньше — да, раньше на то был стимул в виде секса… но сейчас?

— Ну, в сторону шутки, — он посерьёзнел, — какова всё-таки причина того, что вы, молодой человек, почтили меня своим присутствием?

— Просто, — Виталик повторил своё давешнее пожатие плечами. — Посмотреть, как ты живёшь.

Алексей кашлянул, будто ему ударили под дых.

— Как я живу? Я живу по уши в работе. Выше вот этих двух дырочек, — он показал на ноздри. — Так, что иногда в них вливается говно. Иногда запах сирени или цветущей липы, как угодно, но, знаешь ли, это не всегда отбивает запах фекалий. Так что лучше тебе не знать, как я живу. А вот мне хотелось бы узнать, как дела в школе. Это, можно сказать, мой долг как главы семьи.

Мальчик вдруг попятился. Будто увидел нечто ужасное. На его лице ясно читалось непонимание причин, которые побудили молодого человека просто дёрнуть дверь и войти без стука.

— Твой долг как главы семьи приносить в дом деньги, — сказал он. — Тащить нас на вершину жизни.

— Что-о?

— Ты сам так говорил, — слабая улыбка призвана была сгладить острые углы. — И то, и другое. Говорил.

— Может, и говорил, — Алексей кашлянул, покосившись на последний ящик стола, тот единственный, который запирался на ключ. — Но это не повод…

— В школе всё нормально. Уже месяц туда не хожу. Июль, папа. Годовой экзамен по математике сдал на четыре. Четыре с минусом, но минус в журнал не заносят.

Он вышел, прикрыв за собой дверь. Только прикрыв, а не закрыв плотно, как Алексей обычно делал. Встав с крутящегося кресла, он прошёл сквозь сигаретный дым мимо окна. Открыв дверь, крикнул:

— Как мать вернётся, скажи, что пора отдать в химчистку мой синий костюм. Тот, что с эбонитовыми пуговицами. И несколько галстуков в придачу. Мне кажется, меня скоро не будут пускать в них на мероприятия, мотивируя это тем, что я пытаюсь пронести холодное оружие.

В ответ ни звука.

Алексей плотно закрыл дверь, задвинул задвижку. Вздохнул: зачем я говорю всё это мальцу? Какое ему дело до пуговиц и галстуков? Тем не менее, мужчине казалось, что ему есть дело, и самое прямое. Он прогнал прочь эти мысли. Задёрнул шторы — окна выходили на внутренний двор, и дом напротив казался любопытной старухой, потешающейся бородавкой на носу Алексея, мечтающей заглянуть в разложенные на столе бумаги, и особенно в нижний ящик стола…

Который прямо сейчас выползал из своего гнезда, повинуясь руке, что вставила и повернула маленький металлический ключик.

Странно. Разговор с сыном потребовал больше сил, чем было затрачено, чтобы обаять вечером прошлой пятницы противного толстяка, который решает к кому пойдут денежки группы «Брэйнсторм». Столько сил и нервов, и ушли на какого-то сосунка!

— Ресурс не бесконечен, — шепчет себе под нос Алексей. — Если бы я так убивался на работе, я бы давно заполучил себе Арбенину. Да… самое время расслабиться. Рассла…