Отражение (СИ)

Он сделал неловкий комплимент:

— Я каждый раз поражаюсь, как у вас… у тебя глаза зажигаются. Того и гляди, прихватишь и мою машину, чтобы продать её какой-нибудь старушке, как сарай для картошки.

Он посмеялся, но, видя, что шутка не произвела на Варю никакого впечатления, примолк. На квадратном лице читалось: наверное, я слишком молод. Ты любишь всё, что пахнет пылью, а я… я пока полон жизни и всё ещё чувствую на губах молоко матери.

Но он был прав только отчасти. Варя не любила людей. Совсем.

— Тебе пора, — сказала она.

Расписавшись в бумагах, она вытолкала паренька за дверь. Предстояло много работы. Она буквально слышала, как там, под мятым картоном и пупырчатой плёнкой, ворочаются чудеса. Нож для бумаг споро вскрыл клейкую ленту. Доставая каждый предмет из упаковки, Варя вертела его в руках, разглядывая и пытаясь угадать обстановку, в которой он почувствовал бы себя лучше. Воссоздавала в голове давно прошедшие времена. Она не знала, где Гецель находит эти вещи, да и не хотела знать. Вкус старику пока не изменял — как и проверенные поставщики.

Всё это, за редким исключением, конечно, не пойдёт сразу на прилавок. Кое-что сначала отправится к реставратору и оценщику — несмотря на опыт, хозяин лавки всегда советовался с нужными людьми, а рукам не доверял… по крайней мере, так, как предпринимательской жилке.

Сверяясь со списком, Варя выложила на прилавок всё, вплоть до нескольких литовских марок и двух старинных монет в пластиковом контейнере, и только после этого определила для себя фаворита. Это испанский патефон Sonneli, упакованный отдельно, в коробку, на которой размашистым почерком написано имя. Блестящий, в меру потёртый, он смотрелся, как лучший на свете подарок на рождество. Похоже, Гецель уже нашёл на него покупателя. Варя достала с верхней полки журнал и проверила: имена совпадали. Господин Каримовский должен подойти сегодня перед закрытием, как раз к тому времени, когда обещал вернуться старик.

— Нарекаю тебя ягодным деревом, — провозгласила она так громко, что в вентиляции завозились голуби. Патефон смотрел на неё несколько удивлённо, в окружении высыпавшихся из пенала простых карандашей разной длины и жёсткости, словно принесённых половодьем древесных стволов. Варя рассмеялась. Глубоко в трубе застрял комок коричневой обёрточной бумаги; она подцепила его двумя пальцами и, чувствуя себя диснеевской принцессой, мило болтающей с предметами своего туалета, сказала:

— У меня есть для тебя пара строчек. Как тебе понравятся, например, эти: «Под деревом тень — обернётся скоро звуком дождя»? Не знаю, какую мелодию на тебя водрузит твой новый владелец, но даже если она будет не очень, останутся мои стихи.

Крякнув, она взяла патефон и унесла его в каморку. Всё было уже готово: вода в стакане, набор кистей, тюбик с краской, синяя лампа… которая едва не выскользнула из рук девушки, как только синий блик сверкнул в раструбе патефона.

— Что… — сказала себе Варя. Сначала она подумала, что у неё галлюцинации. Что мстительный старик, который, как иногда казалось девушке, никак не мог найти повода, чтобы её уволить, подмешал что-то в кофе.

Дрожащими руками она подняла лампу повыше. Провела языком по губам, отвела за ухо прядь волос, прислушалась к своим ощущениям. Нет, голова не кружится, в висках не стучит. На крышке под латунной табличкой с заводом-изготовителем кто-то написал:

Здесь холодные замки пусты,

Стены ровные вечера просят,

Тени бродят среди темноты,

Молодильные яблоки носят.

^[3]

Краска почти такая же, как из баночки с ультрамариновой этикеткой «Noris colour». Разве что, чуть потемнее оттенком. Холодные замки… кто мог такое придумать? Кто мог так щедро отдать пыльному музыкальному проигрывателю целое четверостишье? Оно необыкновенно точно подходило к строгому контуру патефона на стене. Варя буквально чувствовала, как коршуном упал на крепостные стены вечер, как бойницы разглядывают из-под лохматых бровей плюща дальние горы…

Справившись с первым потрясением, она изучила почерк. Лёгкий, как танец мотылька, невероятно похож на её, но чуточку другой. Завиток у «б» вот, к примеру, совсем не такой. Будто хвост у лисички. Варя никогда бы так не смогла. А запятые, целомудренные закорючки с маленькой, размером с игольное ушко, дырочкой в середине, точь-в-точь такие, как научила её когда-то рисовать старшая сестра.

Но главное, конечно, не почерк, а сам стих. Вынув из сумки блокнот, Варя торопливо переписала его, неосознанно копируя наклон букв. Он совершенен. И так хочется знать продолжение. Кто же его написал?

— Его вполне могла написать я, — призналась себе девушка после недолгих колебаний.

Лет через ндцать… вполне возможно.

Девушка бросила взгляд на часы (огромные, с кукушкой, как и полагается часам в антикварной лавке), подскочила на месте. Скоро вернётся старик, а за это время нужно…

Нужно узнать правду.