Отражение удара

Интересно, подумал Старков, а откуда он взялся, такой грамотный? Ему вдруг стало невыносимо стыдно. Одно дело, когда сочиняешь за большие деньги безответственную чепуху про каких-то абстрактных спецназовцев, и совсем другое, когда вполне конкретный, живой, осязаемый и вдобавок, судя по всему, сильно разозленный спецназовец во всеуслышание объявляет, что ты просто зарвавшийся и завравшийся невежда. А в том, что Забродов имел самое непосредственное отношение к спецназу, Старков уже не сомневался. И ведь самое страшное, подумал он, самое позорное, что Забродов этот — не солдафон, не тупой нажиматель на курок, а человек явно образованный и начитанный. С простым костоломом я бы управился играючи, в два-три слова, а этот просто взял меня за загривок и натыкал мордой в дерьмо, как помойного кота. А я, кретин, еще драться полез… Вот получил бы по тыкве, знал бы тогда, что такое тактика спецназа, документалист недоделанный…

Он снял с проплывавшего мимо подноса бокал шампанского и осушил одним махом, словно это был не благородный «брют», а вода из-под крана. «Десять лет назад я бы его так не отпустил, — подумал литератор Старков, одержавший временную победу над халтурщиком Старковым. — Я бы его обязательно разговорил. У нас бы нашлось, о чем поговорить, уверен. Да и сейчас, наверное, еще не поздно. Это, конечно, совсем не спецназовский стиль что-то объяснять, оправдываться, ссылаться на обстоятельства, — но до чего же хочется иногда поговорить с человеком, который может тебя понять! А Забродов наверняка понял бы меня лучше, чем все эти делатели денег и трахатели дорогих шлюх».

Он вдруг заметил, что торопится к выходу, все еще сжимая в руке пустой бокал. Не понимая, что собирается делать, Старков оттолкнул оказавшегося на дороге охранника и разгоряченный, в распахнутом смокинге, выскочил на улицу. Хотя с момента ухода Забродова прошло не больше двух минут, того уже нигде не было видно.

— Где человек, который только что вышел отсюда? — спросил он у вышибалы.

— Там, — коротко ответил тот, указывая направление рукой. — У него «лендровер» за углом, такой старый, защитного цвета. Да вот он.

Из-за угла выехал потрепанный «лендровер» с укрепленным на капоте запасным колесом. Старков бросился к нему, размахивая руками, но «лендровер» проехал мимо — Забродов то ли не заметил писателя, то ли не захотел продолжать разговор.

«Ну, еще бы, — с досадой подумал Старков. — Я же к нему драться лез и вообще вел себя, как последний идиот. О чем ему со мной разговаривать?»

Слева засигналила какая-то машина, настойчиво предлагая психованному пешеходу убраться с проезжей части. Старков ахнул пустой бокал об асфальт и вернулся на тротуар.

В дверях казино его уже поджидал старый приятель Виктор Крюков, которому принадлежала идея написания книги.

— Брось, — сказал он, — не обращай внимания.

Языком чесать все горазды. Если из-за каждого козла нервничать, никакого здоровья не хватит. Уехал, и черт с ним. В другой раз начистишь ему рыло, никуда он не денется. Номер запомнил? Сейчас позвоню, у меня есть ребята в милиции, они ему покажут кузькину мать. Козел приблудный…

— Послушай, Витя…

— Да?

— Да пошел ты в задницу! — с удовольствием выговорил Старков и повернулся к парковщику. — Машину!

— Ну и черт с тобой, блаженный, — сказал Крюков. — Тварь неблагодарная, — Шагай, шагай, а то гости заскучают. Расскажи им, как ты из меня проститутку сделал, им это будет интересно.

— Я из тебя проститутку сделал? А кем ты был — лучом света в темном царстве? Неудачник.

Старков повернулся к нему спиной — затевать вторую за вечер драку не хотелось. Кроме того, в чем-то Крюков был прав. «Интересно получается, подумал Старков, — все кругом правы. Забродов прав по-своему, Крюков по-своему, и даже этот пескоструйный классик тоже, видимо, прав. Один я кругом виноват. Бедный я, несчастный».

Самоирония, как всегда, помогла, и, садясь за руль своего белого «крайслера», он был почти спокоен. Вот только пить так много, пожалуй, не следовало. Впрочем, шок, полученный от разговора с Забродовым, основательно его протрезвил, и он чувствовал, что способен просидеть за рулем хоть всю ночь. Он любил водить машину, получая от самого процесса огромное удовольствие. Ему приходилось слышать, что писатели и художники обычно являются никуда не годными водителями, и в целом был с этим согласен. Творческие люди склонны к задумчивости и созерцанию, половину жизни они проводят в мире своих фантазий, откуда один шаг до загробного мира, если ты прогуливаясь по стране грез, одновременно с бешеной скоростью ведешь автомобиль по скользкой от недавнего дождя дороге.

К себе лично он все это не относил. Водительский стаж у него был весьма приличный, и за все это время он только однажды угодил в аварию, да и то не по своей вине. Свой первый автомобиль, зеленый, как майский лист, «жигуленок» первой модели, Старков вспоминал с нежностью. Его нынешняя машина, конечно, не шла ни в какое сравнение с той маломощной тележкой.

Он уселся поудобнее, дружески похлопал по рулю и включил зажигание.