Наскоро проверил себя на предмет увечий и прочих мелочей – ничего не болит и не ноет, значит, просто на одном диване спали. Ффух…
Кое-как выбравшись из объятий брата, на цыпочках прокравшись к двери и уже повернув ручку, Яр обернулся. Матвей даже во сне хмурился. Пухлые с ночи губы чуть приоткрыты. Перебрался на место Яра. И внезапно хмурая складка разгладилась, губы тронула улыбка. Зарылся в подушку. И пробормотал:
- Ярик…
Совсем как в детстве…
- Ты который из двух?- В его собственной спальне на кровати валялась помятая и не слишком довольная побудкой Тамара. Сощурилась на вошедшего, смерила взглядом от босых пяток до голого торса, плямкнула губами. Яру даже неуютно стало, будто бы он не в домашних штанах перед ней топчется, а вообще без ничего стоит.- Раз рёбрами сверкаешь, значит младший,- припечатала она. Бесстыдно выбралась из-под одеяла, нисколько не стесняясь того, что на ней, кроме нижнего белья, только наполовину расстёгнутая, преступно короткая блузка. Полупрозрачная. Выудила из-под подушки бюстгальтер, задумчиво крутанула на пальце. И принялась расстёгивать оставшиеся на блузке пуговицы.
Блин, мечта любого подростка! Тогда почему он на неё без вожделения смотрит? Только отчаянно силится вспомнить, с чего вдруг Тамара решила у них переночевать, и когда же он сам заснул, что его перенесли в спальню Матвея.
- Слушай, может, ты хотя бы отвернёшься?- вкрадчиво, но без злости, осведомилась Тамара.- Мне, в принципе, по барабану, но твой парень будет недоволен.
- Он мой брат,- отчаянно краснея, выдавил Яр и выскочил в коридор. И уже оттуда услышал:
- Одно другому не мешает.
Прошла неделя, вторая, месяц. Солнце изжарило тучи, затопило землю удушающей жарой… и опять стёрлось в вернувшейся непогоде. Днём на западе маревом клубился далёкий лес, а ночами по стёклам плакал дождь. Верный старым привычкам, Яр подолгу сидел на подоконнике, всматриваясь в синеватую дымку горизонта. По вечерам, когда далёкие деревья окрашивались алыми красками, в спальню заходил вернувшийся домой Матвей, подходил к Яру, осторожно обнимал сзади и тоже молча любовался закатными переливами. Яр любил такие вечера. Тогда ему было тихо и спокойно. Тогда он не боялся своего брата. Тогда они были просто семьёй. Матвей за прошедший месяц его и пальцем не тронул, и всё же Яр не мог унять дрожи в присутствии близнеца.
Но иногда… иногда Матвей приходил совсем на себя не похожий – слишком… молчаливый, что ли? Он и так не отличался разговорчивостью, но в такие дни это было особенно выразительно. Тогда Матвей обычно закрывался в ванной и часами стоял под душем, вряд ли особо соображая, что творится вокруг. Потом Яр заметил, как Матвей курит. Матвей никогда не курил, Яр это точно знал, ещё и брата пропесочил после выходки на поляне, когда тот протрезвел и смог соображать. Теперь же он выходил на балкон, садился прямо на бетонный пол, облокачиваясь о перила непривычно ссутуленной спиной, и курил, так же бездумно, как и стоял под душем. Сигарету, вторую, пятую… иногда выкуривая за раз половину пачки. Автоматически гладил скулящую рядом Барселону и смотрел стеклянными глазами сквозь пространство. Яр тогда мог хоть на голове ходить – Матвей ничего не видел. И на вопросы, что случилось и вообще происходит, он не отвечал.
А вчера он пришёл и просто сполз по стенке в прихожей. И так и сидел, пока не выскочил обеспокоенный Яр и не принялся тормошить брата за рукав. Тогда Матвей просто сгрёб его в объятия и молча уткнулся лбом в плечо. Матвея колотило. А Яр ничего не мог сделать, кроме как обнимать и неуверенно бормотать что-то успокаивающее.
- Давай уедем?- неожиданно шепнул Матвей, отстраняясь. Провёл ладонью по лицу Яра и притянул к себе, привычно касаясь лбом лба. Глаза в глаза, дыхание смешивается с дыханием.