Отражение в тебе (СИ)

Матвей покосился на Яра, зарывшегося в бардачок, сел на место водителя, повернул ключ. Мотор отозвался мягким мурлыканьем. Яр перебрал пальцами разноцветные бумажки. Доверенность на машину, паспорта с незнакомыми именами и их фотографиями, небольшая пачка банкнот, издевательски перетянутая розовым бантиком. Среди всего этого затерялась вырванная из обычного блокнота бумажка, а на ней корявым, скачущим, так похожим на Тамарин характер, почерком было выведено несколько строк: «Отныне вы официально умерли. Удачи».

Ещё полгода назад Яр жил самой обычной жизнью самого обычного человека. Жизнь изменилась. Он повзрослел, он влюбился.

- Что там?

Яр какое-то время смотрел в глаза брата. Ну и что, что брат? Ну и что, что близнец? Потянулся к своему отражению, как когда-то давно на старом, полустёршемся из памяти рисунке тянулся к нему из зеркала Матвей, провёл пальцами по лицу, коснулся родинки. И улыбнулся.

- Свобода…

ПРИКВЕЛ...

Ночью снилась какая-то муть. Почти ничего не было видно, запомнились только ощущения – дикий страх, боль… и смазавшийся автомобильный салон, будто на карусели крутишься. Потом ещё долго желудок скручивался, будто не успевая за прочим телом, вертящимся в этой жуткой карусели. В ушах то ли стекло хрустело, брызнувшее мелким крошевом, то ли собственные кости.

Поднял правую руку – в просвете окна она казалась рукой утопленника – белая, жилистая… целая. Пальцы левой осторожно ощупали запястье, рванувшее во сне болью. Правая ладонь сжалась в кулак – ничего не ноет.

Матвей провёл по глазам пальцами, избавляясь от липкой паутины сна, смахнул облепившую покрытый испариной лоб чёлку, и сел. Часы в гостиной как раз отстучали пять утра.

Матвею было не по себе. Ему редко снились сны, чаще он закрывал глаза, проваливался в темноту и открывал их уже утром – сам по себе, словно внутри срабатывал будильник. Может, потому непривычное к подобному тело ломит, будто и правда в машине перевернулся?

Мотнул гудящей головой, тут же раскаялся – в ушах зазвенело ещё настойчивее. Подошёл к столу и включил компьютер. Не сказать, чтоб он был так уж от него зависим или вообще любил эту гудящую, действующую на нервы, коробку. Сзади на мягких лапах подкралась потревоженная ранней побудкой собака, ткнулась мокрым носом в руки хозяина. Однажды из вольера в зоопарке, где подрабатывал Матвей, удрал молодой волк. Недалеко и ненадолго – его нашли уже к вечеру и отконвоировали обратно. А ближе к лету Матвей нашёл в парке сучку со странным взъерошенным зеленоглазым щенком, норовящим тяпнуть за пальцы любого, кто тянул к нему свои руки. А Матвея не стал. Не стала. Отец дома появлялся нечасто, поэтому когда он обнаружил нового постояльца, Барселона уже прижилась в квартире и на злобное «Кыш отсюда, псина поганая», внушительно рыкнула и очень недвусмысленно облизнулась. К тому времени она уже вытянулась до размеров молодого овчара, поэтому отец предпочёл впредь махать руками как можно осмотрительнее, чтобы не лишиться пальцев.

Барселона заскулила. Пальцы бесстрашно потрепали вздыбленный загривок. Ни собака, ни волк – повадки у неё тоже были какой-то странной смесью. Хвостом она никогда не виляла, как собака, но и не держала его опущенным, как волк – он помахивал из стороны в сторону; если Барселона была в настроении, то вместе с хвостом виляла задняя часть тела, Матвей тогда не мог удержаться от смешка. Ещё псина никогда не гавкала – только рычала. А вот привычка вывалить язык и задумчиво склонить морду, прижав одно ухо, наверняка досталась от собачьих предков. А ещё мохнатая подружка любила встать на задние лапы, положить передние ему на плечи и лизнуть в лицо. Правда, делала она это не часто, только если ему было плохо. Вот как сейчас.

Мягко легли на спинку кресла лапы, зажав его между ними. Барселона потопталась, пытаясь поудобнее устроиться перед сидящим человеком – всё же обычно он стоял – провела шершавым языком по щеке и опять заскулила. Матвей не выдержал и улыбнулся. Он всегда находил общий язык с животными, потому и в зоопарке прижился, хотя никто его туда, несовершеннолетнего, разумеется, официально не пускал. А вот неофициально он там подвизался с пятнадцати лет.

Монитор пыхнул, включился, засветилась знакомая фотография на заставке. Это была первая фотография, которую когда-то прислала мама. Матвей тогда едва ли не по потолку прыгал от счастья. Ходил весь день в каком-то приподнятом настроении и даже не сообразил, как огрызнулся с не вовремя объявившимся отцом. Это был первый раз, когда тот поколотил его до состояния отключения от действительности – на спине с тех пор осталось несколько шрамов, а общение с родителем вообще свелось к нулю.