Отражение во мгле

Подошел к ближайшей, свободной от снега машине. Конечно, ни тип кузова, ни тем более марку уже не разобрать. Она, видимо, долго сюда катилась, ударяясь о деревья и другие автомобили, подгоняемая ударной волной и атакуемая летящими с этой волной обломками зданий, и теперь больше всего напоминала смятую пивную банку. Капитан заглянул в салон. Полно костей — здесь погиб не один человек. Семья ехала в гости или, наоборот, домой? Веселая компания спешила в боулинг или кино? Нет. Вот эти кости явно детские. А эти — вообще не человека. Собачьи? Да, похоже. Может, маршрутка?

— Командир, как слышишь меня, прием.

— Удовлетворительно. Есть посторонние шумы. Говори, что там у тебя нового, Рип.

— Похоже, удар был нанесен не только по аэропорту. Я на восточном берегу. Здесь была роща или что-то типа того. Кругом полно машин. Среди пней. Деревьев-то уже нет. Некоторые из них, похоже, срублены.

— Так, а вывод про второй удар с чего?

— Эти машины набросало сюда ударной волной. С восточной стороны города. Они застревали в деревьях, ну и так далее.

— Рип, а как ты определил, что там восток? — послышался мрачный смешок Дьякона. — Компасы ведь давно свихнулись.

— По памяти, Дьяк. Я же не идиот.

— Ладно, капитан, не обижайся. Ну, второй удар очевиден. Взрыв в аэропорту не мог разрушить еще и город до такого состояния, что мы в бинокль наблюдали. Да и по таким городам били обычно в несколько точек, чтоб наверняка. Возможно, тут было даже не два удара, а три. Ты фон замерил?

— Сейчас замерю. До связи.

Рипазха вернулся к снегоходу и извлек из-под сиденья дозиметр. Снова осмотрелся. Ничего нового. Безмолвие холода и пустоты. Вернулся на склон, сделал замер. Двести пять микрорентген в час. Подошел к той машине. Замерил внутри. Двести девяносто микрорентген. Затем двинулся к ближайшему пню. Видно, что дерево срубили, а не само оно упало. Но почему-то «вершки» не пустили на дрова, дерево так и лежит рядом. Рипазха стряхнул альпенштоком снег и взглянул на годовые кольца. Они были сплошь в рыжеватых прослойках и язвинах. Соображают, значит, тут люди, что деревья бывают зараженными. Он поднес дозиметр к верху пня: триста двадцать микрорентген. Ну, тут все ясно. Теперь надо найти подходящее место, чтобы выбраться на снегоходе в ближайшие районы города.

Он вернулся на речной лед и сделал еще один замер. Сто микрорентген в час. Терпимо.

Рейдер оседлал снегоход и двинулся вдоль берега в юго-восточном направлении. Он ведь помнил еще, что там юго-восток.

Слева на берегу, припорошенные снегом, жались друг к другу совсем низкие строения. Гаражи? Или тут была площадка для складирования контейнеров? Возможно. Впереди, судя по всему, речной порт.

Там Рипазха увидел много затопленных барж и пару невредимых с виду — им не дали пойти ко дну крепкие объятия многолетнего льда. Дальше — несколько поваленных портовых кранов, окунувших свои стрелы в реку. Один кран устоял, не иначе каким-то чудом. И теперь он мрачно возвышался над опустошенным и замерзшим миром, с недоумением глядя на последствия человеческого безумия и грустно покачивая ржавым тросом с массивным крюком на конце.

Глядя на этот кран-призрак, обрисованный в сумраке снежной взвесью, Рипазха еще раз пожалел, что нет у него такого простенького и некогда обыденного предмета, как фотоаппарат. Выглядело тут все фантасмагорично… Да, именно это слово пришло в голову рейдеру. Он вспомнил свою коллекцию фототехники. Пленочные и цифровые. Зеркалки, дальномерки, мыльницы. Любил он фотографировать. С детства еще. Последнее фото, которое он пытался сделать, могло стать одним из самых впечатляющих в его коллекции. Огромный гриб, мгновенно разогнавший облака, на горизонте в той стороне, где был Екатеринбург. Люди кругом кричали, матерились, спрашивали в панике друг друга, что это такое. А его руки будто по собственному разумению выдернули из кофры зеркалку, с которой он не расставался ни на отдыхе, ни на службе, да что там, и во время любовных утех с подругами, которых у него, высокого, атлетически сложенного командира разведроты, было много. Только вот больше тосковал он после не по ним, подругам, а по своему увлечению. И вспоминал часто, как тогда навел камеру на гриб и судорожно вдавил кнопку спуска. Но тщетно. Электромагнитный импульс сжег и приводы объектива, и матрицу, и процессор — все, чем был напичкан его дорогой аппарат. И сподобился сей прибор сделать лишь отражение того гриба в зеркале и пентапризме. И тогда Рипазха, а точнее капитан Репейников, клял последними словами все эти высокие технологии и разочарованно думал о том, что с допотопной пленочной железкой такого бы не случилось. И только потом до его сознания дошла та информация, которую нес в своих клокочущих недрах огромный ядерный гриб… Только потом он осознал, что произошло…

Снегоход резко остановился. Рейдер какое-то время смотрел на снег перед машиной. Наконец пробормотал:

— Твою мать.