Отражение во мгле

— На. — Теперь Жуковский достал из рюкзака упаковку медицинского бинта и сунул ее искателю под нос.

— Ты что, издеваешься?

— Сожми зубами и заткнись, — невозмутимо ответил Андрей.

Василий повиновался и на этот раз.

— Так, молодец. Хороший мальчик. Костя. Костя! Уснул, что ли?

— Нет, чего? — Задумавшийся о словах Селиверстова насчет стрелка из их общины Ломака дернул головой.

— Помоги рукав комбеза стянуть с подранка нашего. Ну… вот так. Давай. Тяни…

Искатель замычал, все сильнее сжимая бинт и мотая головой.

— Терпи, братец. Так. Хорошо. — Жуковский внимательно осматривал рану друга, ощупывая пальцем предплечье. Василий замычал еще сильнее, засучил по снегу ногами. — Ну что ты как маленький? — проворчал Андрей. — Слушай, пуля вот здесь, почти вышла. Через рану ее доставать смысла нет. Лучше на выходе сделать надрез. Понимаешь?

Селиверстов кивнул.

— Вот и славно. — Жуковский достал из ножен охотничий нож и протянул его Ломаке. — Подержи.

Затем он облил лезвие ножа своей «Массандрой» и плеснул в рану.

— Сука!!! — заорал Селиверстов, выплюнув упаковку бинта прямо Андрею в лицо. — Что ж ты, гад, делаешь!

— Да заткнись же ты. — Хмурясь, Жуковский силком запихал бинт товарищу в рот, затем посмотрел на Ломаку и Волкова. — Подержите его, а то, не ровен час, он мне в морду врежет.

Двое крепко схватили искателя и стали ждать дальнейших действий Жуковского. А тот, ставший хирургом поневоле, сделал наконец надрез в нужном месте.

Селиверстов снова замычал, собирая подошвами горки снега. Андрей надавил пальцами с двух сторон от надреза и поддел кончиком ножа. Пуля выскочила и упала в сугроб. Василий снова выплюнул бинт.

— Живодер, мать твою, — прохрипел он.

— Ой, что ты, не стоит благодарности, дорогой, — нахмурился Жуковский. — Кстати, это еще не все. — Он снова налил в кружку самогон. — Держи.

— Что…

— Выпей еще.

— Да убери ты…

— Пей, твою мать! — рявкнул Андрей.

Селиверстов нехотя выпил и поморщился, мотая головой.

— Что еще? — проворчал он, тяжело дыша.

— Я сейчас рану зашивать буду. Слышишь?

— Блин, а это обязательно?

— Еще как обязательно. Края раны надо стянуть и зафиксировать. Чем быстрее прекратится кровотечение, тем быстрее заживет. Ну чего я тебе азбучные истины объясняю? Ты же сам бывший военный. Искатель еще. Тьфу… Как маленький. У тебя что, болевой порог ниже плинтуса?

— Да на, шей, черт тебя дери! Вот раскудахтался тоже!

— Я же говорил тебе, говнюк, не стоит благодарности. И прекрати орать, — покачал головой Жуковский. — Так, Степан, Костя. Вы оружие приготовьте. Те уроды могут попробовать нас обойти. Хотя тут такой пустырь, что… И тем не менее. Следите за флангами. А я сейчас неженку нашего штопать буду.

— Ладно. — Степан кивнул и занял оборону у правого края корпуса машины.

Ломака, соответственно, взял под контроль левый край.

— Чем ты шить будешь, коновал? — проворчал Селиверстов.

— У меня тут есть в аптечке. И иголка тонкая, и нить шелковая. Так что все будет сделано как положено.

Константин хмуро смотрел на свою зону ответственности, натянув поглубже капюшон, сжимая оружие и подрагивая от холода и напряжения. Он все еще пытался переварить версию Селиверстова, что стреляли по ним не враги. Не охотники, а люди из родной общины. Если так, то, конечно, Марины поблизости нет. Но дело даже не в этом. Почему их пытаются убить свои? Как такое может быть? Ну понятно, он, Константин Ломака, теперь бунтарь, подрывной элемент и недруг главы Перекрестка Миров. То есть имеются основания стрелять в него. Степан Волков? Тоже враг. Преступник, который помог бежать Ломаке. Но Жуковский и Селиверстов! Кто еще обладает таким авторитетом в общине, как у них? Кто еще для Перекрестка настолько же свой, как они?! И вот теперь в почетного искателя всадили пулю. И если он не ошибся, то сделал это человек Едакова, Паздеев. Почему? Чего ради?

За этими мыслями его застал еще один неожиданный звук. Этим звуком был выстрел, которому предшествовал какой-то возглас. Выстрел был громким, и он не походил на голос СВД, который теперь не только Селиверстов, но и он, Константин Ломака, ни с чем не спутает.

Это было какое-то другое оружие.

Там, где сходились Фабричная улица и Красный проспект, образуя улицу Большевистскую, среди десятков легковых автомобилей, которые застигла на проезжей части ударная волна, стоял рейсовый автобус. Давно исчезли стекла, сиденья. Не было здесь и человеческих останков. На месте водителя отсутствовал даже руль. Снесена была крыша и вырваны лючки. Автобус замело снегом по самые окна, даже чуть выше. Но обзор тем не менее был хороший. Очень удобная позиция для стрелков, которые решили уничтожить кого-то на берегу реки.

— Твою же мать, Бочков! Тут метров сто пятьдесят! Ну, чуть больше! Как можно промазать из СВД? Это же в упор почти! — зло рычал Семен Паздеев, пятидесятилетний сотрудник охраны Едакова.

— А сам чего?