Отражение во мгле

— Идем. — Сабрина потянула за ошейник, но не сильно. Привлекла Марину к креслу и усадила. Опустилась на корточки перед девушкой и стянула с нее один валенок. Потрогала босую стопу. — Ой, да у тебя валенки мокрые и ножки совсем озябшие, — покачала она головой, затем обтерла побелевшую от холода ногу пленницы овчиной.

Марина недоуменно смотрела, как Сабрина снимает свой рюкзак, извлекает оттуда пару шерстяных носков.

— Не волнуйся, они чистые, — приговаривала Сабрина. — Это мои. Каждый охотник должен иметь при себе сменные вещи.

— Да… Спасибо… большое…

— Вот так. А теперь давай, девочка, ножки под себя, на кресло… Вот так, умничка. — Охотница заботливо укутала Марину в овечью шкуру. — Вот так.

Затем Сабрина привязала поводок позади Марины к ручке двери бревенчатой хижины и, поставив в углу алебарду — подальше от пленницы, — сложила ее валенки у печки-буржуйки, стоявшей на приличном расстоянии от пожароопасного жилища. Затем принялась наводить порядок на столе.

— Сейчас кушать будем. Ты голодная, наверное, совсем. Впрочем, как и я…

Над миром сгущались сумерки. Вечер широкой поступью шел оттуда, где был восток в те времена, когда с компасами не творилась эта будничная теперь чертовщина. Белизна снега перестала давить на глаза, и Селиверстов поднял темное стекло своего шлема. Иначе совсем ни черта не видать.

— Как глаза? — шепотом спросил Жуковский.

— Да глаза вроде ничего, но стрелять все равно не смогу, — ответил Василий. — Рука не слушается.

— Плохо, — вздохнул Андрей. — Ведь у Кости и Степана совсем опыта стрелкового нет.

Степан слегка ухмыльнулся в бороду.

— Можно подумать, что он есть у тебя, ептыть, — хмыкнул Волков.

— А ты что, возомнил, если я из ученой среды, то обязательно непутевый Жак Паганель или забавный Анатолий Вассерман? — скривился Жуковский.

— Кто?

— Дед Пихто. Я, между прочим, в свое время увлекался спортом и страйкболом. И не забывай: я был искателем в самом начале.

— Все равно, — мотнул головой Селиверстов. — Надо сразу с двух стволов минимум работать. Снять того, с эсвэдэхой, что на шухере стоит, и вон того, бесноватого. У него «винтарь» и помповик на плече, а еще нож. Их следует валить вместе и тут же бить того, который сидит в сугробе. Причем стрелять в голову или сердце. Не забывайте, что эти долбаные свидетели Армагеддона носят пояса со взрывчаткой.

— Это мы в курсе, — кивнул Жуковский. — Костя? Ну что, поможешь мне окочурить этих сучьих потрохов?

Константин осторожно высунул голову из-за опрокинутого грузовика, за которым они прятались в какой-то полусотне шагов от неприятеля.

— Я же никогда не убивал, — пробормотал он.

— Дружочек, так никто из нас не идеален, — ухмыльнулся Жуковский. — Сейчас такой шанс исправить ситуацию.

Селиверстов тихо засмеялся.

— А может, как раз по поясам бить? — спросил Волков. — До нас взрыв не достанет.

— Паздеева угробим, а у меня к нему пара вопросов имеется, — мотнул головой Василий и поправил съехавший набекрень шлем.

— Костя… Эй, да выйди ты из ступора, — продолжал наседать Андрей.

— Ну чего? — недовольно фыркнул Ломака.

— Слушай, если бы речь шла о спасении моей зазнобы, я бы не колебался. Валил бы всех подряд, кто на пути стоит. Слышь?

— Да слышу я. — Костя вздохнул и, сняв рукавицы, подышал на пальцы. — Я понимаю, что мы тут все из-за меня. И понимаю, что надо это сделать. — Он передернул затвор «Калашникова». — Так давайте сделаем.

— Вот это по-нашему. — Жуковский подмигнул. — Степан, присоединяйся. Бери на мушку того, что сидит.

— С удовольствием, — проворчал Волков.

— Так, Костя. Задрот, который на шухере, — твой. Видишь?

— Жалко его. Вид у него какой-то… чмошный.

— Тьфу ты! Мажор, блин. Ладно. Я его беру, а ты тогда активиста грохни. Он, по ходу, главный у них. Хоть к нему ты нежных чувств не питаешь?

— Хватит уже, — поморщился Константин. — Давай работать по целям.

— Ну вот и хорошо. По моей команде.

Все трое прицелились. Автомат был очень холодный, и руки Константина совсем задубели. Он даже подумал, что неплохо бы поскорее пристрелить эту троицу и снова надеть рукавицы.

— Огонь, — тихо сказал Жуковский и вдавил спусковой крючок.

Раздались три одиночных автоматных выстрела. Жуковский попал Халдею точно в голову, сбив меховую шапку и изуродовав височную область слева. Волков пробил Викарию плечо и тут же сделал еще выстрел, угодив в шею. Довольно неплохо, учитывая, что стрелкового опыта у Степана не было. Викарий завалился на бок и захрипел. Пуля, пущенная Константином, просвистела над ухом Жреца. Тот резко пригнулся. Второй выстрел снова пришелся в пустоту. Свидетель Армагеддона уже несся к высокому сугробу у автобуса.

— Черт! — рявкнул Жуковский.

Он, Волков и Ломака сделали еще по выстрелу, но везучий армагедетель перемахнул за снежный бархан и был таков.

— Костя! — воскликнул Андрей. — Твою мать! Ну как же так?!

— Бегом за ним! — скомандовал Селиверстов, извлекая здоровой рукой нож из сапога.

14 СУМРАК, КОНЕЦ ДНЯ

— Я не хочу кушать, — прошептала Марина, качая головой.

Сабрина вздохнула и, подойдя к креслу, присела на его подлокотник, сверху глядя на пленницу.