Из юрты показался невысокий узкоглазый мужик с очень смуглым заспанным лицом, с короткой косицей, в которую был вплетен узкий ремешок. Он прикрикнул на собак, прыгавших вокруг лошадей, и вопросительно посмотрел на Мирона, сразу определив в нем старшего.
Что-то спросил испуганно. Силкер перевел:
– Кого орысы ищут?
– Башлыка вашего, Охчая, – ответил Мирон, – где его найти?
– Там Охчай, – махнул мужик в противоположную сторону. – Давно орысов ждет.
Отряд пересек поляну и скрылся в лесу. А мужик еще долго стоял, провожая взглядом русских. Затем прикрикнул на детей и скрылся в юрте.
Охчай вышел навстречу казакам. Низкорослый, с хитрым прищуром, в лисьей дохе до земли. Пот ручьем катился по широкому лицу с глазками-щелочками и высокими скулами. Но Охчай держал себя важно, как и подобает старшине рода. Махнул рукой, и женщины расстелили на траве войлочные ковры. Принесли бурдюк с айраном, расставили пиалы. Казаки расселись полукругом. Несмотря на жару, к айрану никто не притронулся. Рассматривали настороженно друг друга, следили за каждым движением.
Охчай и второй башлык – Шолго, в овчинной шубе мехом наружу, – устроились напротив. Приняли важный вид, но тоже тревожно косились на оружие казаков. Видно, побаивались, что схватятся те за свои огненные палки…
Мирон начал беседу подчеркнуто миролюбиво, не спеша, давая Силкеру возможность переводить все слово в слово. По правде сказать, князь не слишком доверял кыргызу, хотя тот и выказывал ежечасно свою преданность. По этой причине приказал Никишке сесть рядом и слушать в оба уха, что толмачит Силкер: не привирает ли, не искажает ли сказанное Мироном. Но Никишка пока помалкивал. Кыргыз довольно ловко справлялся со своими обязанностями.
– Слышал я, в твоем роду охотники добрые и скота много? – спросил Мирон Охчая.
– Охотники совсем дурные, скота вовсе мало… Утонуть мне на берегу, пусть дохлый ворон глаза выклюет, если говорю неправду, – скривился Охчай. – Духи леса шибко осерчали. Зверь от нас в другие места откочевал… Кормиться ему нечем. Кедровая шишка второй год не родится, солнце траву выжгло. Скота тоже убавилось. Медведь давит, рысь давит, росомаха и та на телят бросается… Худо совсем, Ах орыс[39], однако, помирать зимой будем…
– Вы ведь ясак Чаадарскому улусу платите? – Мирон обвел взглядом башлыков. – Знаю, по десять соболей с лука. Я возьму меньше, по три соболя. К тому же муки дам, толокна…
Башлыки переглянулись, а Охчай завел старую песню:
– Ой, плохо совсем! Нечем ясак платить. Я в Чаадар едва половину ясака собрал. Многие мои люди побиты, Ах орыс, а иные сами померли. Коли вру – не встать мне с этой земли!
– За прошлый год, Охчай и Шолго, – нахмурился Мирон, – вы недодали в Чаадарский улус по шесть сороков соболей да под три тысячи шкурок беличьих, бобровых, лисиц черных и рыжих. Надумаете русскому царю шертовать, то ясак никому не позволю с вас тянуть. А положенный мною урок платите сполна.
Башлыки вновь переглянулись. Судя по их лицам, всезнайство Мирона сильно их удивило.
Охчай жалобно скривился:
– Все с наших родов дань брать хотят. И мунгалы, и ойраты, и кыргызы. Бьют почем зря, коли соболя не дашь. Дерут ясак и за старых, и за увечных, и за мертвых. Соболей отбирают с пупками и хвостами, лисиц с передними лапами, а мы те пупки, хвосты и лапы продаем торговым людям да с того сыты бываем… Коли ни во что ставишь мои слова, Ах орыс, – рви мое дыхание!
– Не будет вам притеснений от русских, если хорошо служить будете, – Мирон махнул рукой, чтобы поднесли вино и подарки. – От ясака освобожу и вас, и ваших близких родичей. Кормите моих казаков, которых пошлю за сбором ясака. Кормите и берегите, за то и вас будем беречь. В обратный путь посылайте с казаками провожальщиков от стана к стану, от юрты до юрты. А сотворите зло, обманете или сборщиков убьете, то не обессудьте: рваной кошмы от ваших стойбищ не останется.
Никишка налил полную чару вина, бросил туда золотой. Подал ее Охчаю.
– Пей! – приказал Мирон. – И слово дай, что будешь русскому царю без обмана и воровства служить.
Охчай отхлебнул вина, передал чару Шолго. Тот отпил и глухо пробормотал:
– Хан орысов далеко! А нам где спасение искать, когда мунгалы придут, пал по лесам пустят, если ясак давать не будем? И Светлая Луна не пощадит, когда узнает, что мы орысам шертовали. Кожу с живых драть будет.
Мирон усмехнулся.
– Светлая Луна и без того с вас шкуру драть будет. Много ясака вы ей недодали. А шерть приняли, значит, под защиту русских встали. Я сказал: обижать своих данников не позволю. Оружие вам дадим, научим, как с огненной палкой обращаться.
Башлыки оживились и снова переглянулись, но уже с довольным видом.
– Огненная палка хорошо! – обрадованно воскликнул Охчай.
И забрав у Шолго чару, допил вино. Глаза башлыка заблестели.
– Шибко вкусная арака, – он вытер губы рукавом. – Однако подари много араки Охчаю.
– Будет тебе арака, все будет! – пообещал Мирон. – Только слово свое держи!
Шолго с сожалением заглянул в пустую чару. Заискивающе посмотрел на Мирона.
– Однако, Шолго тоже араки хочет!