Отражение звезды

И вдруг земля разверзлась у него под ногами. Хватая руками воздух, Мирон провалился сквозь зеленый ковер, устилавший поляну, такую приветливую с виду. Острая боль пронзила его. И он потерял сознание…

* * *

Упавшие на лицо капли воды привели в чувство. Мирон открыл глаза. Шел дождь, и он, лежа, некоторое время ловил пересохшим ртом холодные брызги. Левая рука нестерпимо болела. С трудом поднявшись на ноги, он осмотрел рану на предплечье. Острый кол разорвал кожу и мышцы. С невыносимым усилием, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от боли, князь, помогая себе зубами и здоровой рукой, оторвал от подола рубахи широкую ленту и туго перетянул рану. Повязка вмиг набухла кровью. На торчавших посреди ямы острых кольях виднелись обрывки ткани – лохмотья кафтана. Он знал о привычке местных народов натирать колья тухлым мясом, и ему стало не по себе. После такой раны одна дорога – в могилу. Мирон поежился: как хорошо, что он заступил на край ямы и соскользнул в нее, а не свалился плашмя…

Посмотрев вверх, он застонал от досады – до краев ловушки, полуприкрытой ветками и дерном, было два человеческих роста – не меньше. Скрежетнув зубами, он сел прямо в лужу и тоскливо произнес:

– Ну вот! Ладила баба в Рязань, а попала в Казань…

И выругался.

Сверху посыпались комья земли, сухие листья. Мирон резко вздернул голову. В вечернем сумраке разглядел над краем ямы лицо Силкера. С холодным любопытством тот смотрел вниз.

– Силкер! – обрадовался Мирон. – Как ты нашел меня?

Кыргыз что-то пробормотал и, ощерив беззубый рот, сплюнул в яму.

– Что с тобой? – Мирона пробрал тревожный озноб. И все же крикнул: – Сбрось что-нибудь. Валежину, сук какой… Помоги выбраться! Видишь, я ранен…

Кыргыз легко поднялся на ноги. Это при его-то ране! Взмахнул рукой. Под ноги Мирону упало обгоревшее птичье крыло. А Силкер захохотал:

– Держи, орыс! Дух совы поднимет тебя из ямы…

– Стой! – закричал Мирон. – Ты куда? Силкер!

В ответ ни звука, только удалявшийся треск хвороста под ногами.

– Ушел? Ах ты, падаль! – удивленно произнес князь, отказываясь верить в предательство.

Подлый кыргыз обвел его вокруг пальца, заманил в ловушку. И это после того, как он несколько раз спасал его от гибели!

– Волчья порода! – зло сплюнул Мирон и, прижав раненую руку к груди, опустился на дно ямы…

* * *

Серый рассвет занялся над тайгой. Мирон, съежившись, сидел на дне ловушки. Вода поднялась почти до пояса, но не было сил встать на ноги. Дождь лил всю ночь, и он без того промок до костей. Его трясло от озноба. Все вокруг двоилось, заплывало душным, тяжелым маревом. Рана ныла не переставая. Руку ломило, тело занемело, и Мирон с тоскливым недоумением подумал, что ему совсем не хочется сопротивляться надвигавшемуся концу.

Наверно, он все-таки забылся на какое-то время и вздрогнул от шороха веток над головой. Вскинув голову, он увидел на краю ямы широкоплечего кыргыза, смотревшего сверху вниз с холодным презрением на пленника. Копье в его руке было нацелено прямо в лицо Мирона. Инстинктивно прикрывшись рукою, князь, как ему показалось, крикнул, а на самом деле едва слышно пробормотал:

– Эй, не трогай! Я к Айдыне иду!

Он не понимал, что его заставило вспомнить об Айдыне. Но, вспомнив, словно воспрянул духом.

Кыргыз продолжал бесстрастно изучать Мирона. А тот повторял, как заклинание:

– Дело у меня к ней, слышь? Пойми, нужно увидеть Айдыну… Ты пику-то убери…

Едва приметным движением кыргыз метнул в яму свернутый в кольцо аркан. А когда Мирон ухватился за его конец, бросил:

– Мылтых давай! Огненную палку!

– Нет у меня огненной палки, – прокричал снизу Мирон. – Сгорела! – И развел руками. – Ничего нет!

Как только Мирон перевалился через край ямы, кыргыз с размаху ткнул его носком ичига под ребро. И пока пленник приходил в себя, завернул ему руки за спину, сноровисто связал. Потом затянул один конец веревки у него на шее, другой привязал к седлу.

– Айдына хотел? Пойдем Айдына… – и, вскочив на коня, заторопил: – Пир! Пир![40]

Мирон разглядел еще трех вооруженных всадников. Они с любопытством поглядывали на него, но не проронили ни слова.

Связавший его кыргыз дернул за аркан, принуждая идти, и двинулся в сторону от тропы.

С трудом поспевая за ним, Мирон прохрипел:

– Куда ведешь?! Правду тебе говорю: к Айдыне надо!

Кыргыз оглянулся. Насмешливо прищурив глаза, сказал:

– Тайга дурак плутает. Мы короткий путь ходим…

Глава 16

Миновал месяц Ульгер. В ночном небе вновь засиял Звездный Охотник[41]. Дни становились короче, ночи – длиннее. Первые дни месяца Кичкер[42] выдались холодными и дождливыми. По утрам лужи покрывались ледком, а побуревшие травы – тонким слоем инея. Птицы давно улетели на юг, потеряла голос кедровка. Стихли брачные крики маралов. Жирные барсуки забились в норы, медведи ворочались в своих берлогах. Тайга готовилась к долгой зиме: к ледяным метелям и обильным снегопадам.