Отражения

– Я вижу, с библиотекой дель Эйве вы успели подружиться.

– У нас с ней особые отношения, – призналась я. – И все-таки, Габриэль. Выбор имени для наречения – от чего он зависит? Почему мне не дали другого имени здесь?

И упрекнули во вранье, когда я представилась Алисой, да.

– Вы ошибаетесь, – ответил Габриэль, тряхнув головой, потому что слишком длинная прядь лезла ему в глаза и щекотала кожу. – Насколько я знаю об условиях договора между вами и его высочеством, леди Лидделл, вы могли выбрать любое имя, которое бы захотели. Даже не свое. И, поправьте меня, если я не прав, именно это вы и сделали. Может быть, не в полной мере.

Я неохотно кивнула и прикусила губу, признавая его правоту.

– Смотрите, леди Лидделл, – продолжил Габриэль с тем же воодушевлением, с которым в прошлый раз рассказывал Кондору о деталях своего эксперимента. – Когда человек приходит в этот мир, ему дают имя в присутствии жреца, который свидетельствует о принятии этого имени перед некой… высшей силой, называйте ее так, как считаете нужным. Когда человеку приходится менять имя, рядом все равно присутствует кто-то, кто обладает властью давать и, главное, признавать имена – жрец, волшебник… будущий король в вашем случае, что, пожалуй, вполне равносильно и жрецу, и волшебнику, – Габриэль усмехнулся. Когда он заговорил о магии, даже его жесты изменились и стали более уверенными. – Ваше имя с этого момента принадлежит вам, и вы вольны распоряжаться им на ваше усмотрение. Оно в том числе выражает вашу волю. Определяет вас, как вы правильно сказали, ограничивает и защищает. На очень разных… уровнях, скажем так.

Он наклонился вперед, уперев локоть в бедро и положив подбородок на кулак.

– Я поняла, – сказала я. – Это я как раз поняла.

Он кивнул, чуть прикрыв глаза.

– Что касается Бриджет… мы должны были как-то ее назвать – и назвали. Согласитесь, все время говорить о девушке «она» было бы не слишком вежливо, – Габриэль сказал это серьезно, совсем без иронии, которую можно было бы ожидать. – Как в принципе не слишком вежливо говорить так о ком угодно, обладающем свободой воли. Поэтому мы дали ей имя, временно, надеясь, что она в итоге вспомнит свое…

– Но она не вспомнила?

Габриэль устало покачал головой:

– Увы, все еще нет. Это освобождает нас от части проблем, но, к сожалению, пугает меня, потому что я чувствую… некоторую вину, – признался он и выпрямился, почти брезгливо тряхнув рукой, разминая кисть. – Кондору не впервой давать имена тем, кто потерял свою прошлую жизнь, и он, как я знаю, предпочитает выбирать те, которые несут в себе… скажем, особое значение. Он верит, что они могут стать чем-то вроде талисмана. С нужным ему действием.

Он замолчал и снова посмотрел в сторону окна.

– И? – я вопрошающе наклонила голову.

– Вы, видимо, еще не до конца научились разбираться в нашей религии, леди Лидделл, – снисходительно ответил Габриэль. Мне показалось, что он высматривает что-то в саду и именно поэтому не сразу повернулся ко мне, тихо улыбаясь. – Найдите имя Бригитта в каком-нибудь справочнике по мифологии. Или спросите Кондора сами. Потому что я, увы, сам не до конца понимаю, который из смыслов нужен ему в этом случае.

Я рассеянно моргнула.

– А теперь, если вы не против, давайте обсудим что-нибудь менее… магическое, – предложил Габриэль. – Вы же впервые в Альбе?

Я кивнула, разглаживая невидимую и несуществующую складку на юбке.

Габриэль встал и подошел к одному из шкафов и, приподнявшись на цыпочки, достал с полки большую книгу в зеленом бархатном переплете.

И протянул ее мне, а сам сел в кресло, которое стояло слева, а не напротив меня.

Книга оказалась тяжелой.

– Это карты города, – сказал Габриэль с застенчивой улыбкой. Он снял очки и посмотрел сквозь них на свет, будто бы пытался проверить, не заляпались ли они. – Совершенно не представляю, чем вас занять, поэтому, если хотите, расскажу вам об Альбе все, что может рассказать человек, выросший в ней.

***

Большие города, сказал Габриэль, вырастали у рек, словно бы реки питали их корни. Реки же иногда давали городам имена. Альба-город родилась на берегу Альбы-реки, и любой, кто жил здесь достаточно долго, свято верил, что и та, и другая – женщины, более того – сестры.

Их обеих изображали беловолосыми и сероглазыми – на картинах, настенной росписи, в узорах витражей и гобеленов. Альба-город и Альба-река застывали в граните, мраморе и бронзе на улицах и в парках, у лестниц, спускающихся к воде, на балконах знати и площадях перед храмами. Их любили как ласковых божеств, не причиняющих зла, хотя та, которая река, не раз выходила из берегов, подтапливая ближайшие кварталы.

– Ангрийская леди считается красавицей, если ей посчастливилось родиться светлоглазой блондинкой, – Габриэль наблюдал, как я лениво листаю страницы книги, рассматривая картинки.

– Значит, я не слишком вписалась в стандарты красоты, – ответила ему я.