Отражения нашего дома

– Спасибо, Сэм. – Я сцепляю пальцы.

Сэм машет рукой, как будто не случилось ничего особенного, но я вижу, как он направляется прямиком в кухню, подальше от ванной, и все понимаю. Взбегаю по лестнице – и сразу в ванную комнату. Заперев дверь, опускаюсь на пол и плотно обхватываю колени. Пытаюсь угомонить разбегающиеся мысли, но в голову лезет только «искренне пытаюсь действовать» и «последствия».

Даже здесь мне не убежать от слов падара.

Дышать. Не хвататься за все сразу. Включаю душ как можно горячее и скидываю одежду. Обжигающие потоки воды струятся по волосам, плечам, рукам. От горячей воды вроде бы должно быть больно, но я ничего не чувствую. Поднимаю голову, зная, что лицо покраснеет. Выкидываю из головы разговор с падаром, втаскиваю на его место последние слова Малики. Рука невольно тянется к тому месту, где меня тронула за локоть биби-воспоминание. Плотно зажмуриваюсь, сосредотачиваюсь только на событиях той ночи. Вспомнить Малику. Вспомнить, как она кружилась около биби, словно охотник вокруг добычи. Как они танцевали – почти как падар, мадар и я. Танец под нескончаемую песню, которая не идет у меня из головы.

«Свет сердца моего, – тихо слышится мелодия в потоках воды. – Без тревог. Без печали».

В этот непостижимый миг я сворачиваюсь в клубочек и наконец даю волю слезам.

Наваждение проходит, я выключаю воду и вытираю лицо. Протираю запотевшее зеркало и внимательно рассматриваю себя. Всматриваюсь в пространство между мной и отражением. Смотрю, пока взгляд не проясняется. И только когда удается спрятать все эмоции под надежный замок, вспоминаю Малику и начинаю думать о том, как превратить «потерялась» в «нашлась».

Глава 9

Иногда, когда душевные силы истощаются до предела, я перевожу часы назад и перематываю пленку. Именно на этом я ловлю себя сейчас. Возвращаюсь во времена детства, когда я капризничала, не желая ложиться спать, а падар рассказывал мне сказку о любви. Сначала приносил себе и мне по чашке горячего ромашкового чая с корицей и мое любимое пушистое одеяло. Я укутывалась и смотрела на мерцающие звезды, которые мы с мадар приклеили к потолку прошлым летом. Это было еще до домика на дереве, самого трогательного момента в моих воспоминаниях, когда мир был идеален.

Падар рассказывал:

«То ли было это, то ли не было. Жила-была красивая девушка по имени Лейли и ее лучший друг Меджнун. Они любили друг друга с самого детства, с той минуты, когда впервые встретились».

Меджнун во всеуслышание объявил о своей горячей привязанности к Лейли, но, как и во всех великих историях любви, судьба уготовила им иную участь. Влюбленные расстались. Навсегда.

В детстве история Меджнуна и Лейли наполняла меня благоговением. Я держалась за эту сказку, когда часы возобновили свой ход, когда я стала старше и жизнь утратила совершенство, заметно усложнилась. Я держалась при каждом взлете и падении хоровой партии, при каждом обрыве строфы. Держалась, даже когда это причиняло боль.

Тогда, давным-давно, мне казалось, эта история означает: никогда не расставайтесь с любимыми.

А теперь мне думается, что главный смысл сказок падара полностью ускользнул от меня. Что, если это был урок? Предостережение о том, что такое любовь или чего ожидать, если тебя кто-то любит, не важно кто – отец или мать, брат или сестра.

Или друг.

Моя рука нащупывает выключатель на кухне у Сэма. Передо мной стоят две кружки и две тарелки – на одной яйцо и шпинат, на другой вафля «Эгго». Два моих любимых блюда на завтрак. Сэм сидит на кварцевой стойке, откинув голову и закрыв глаза, словно размышляет над трудной задачей.

Я знаю, о чем вы думаете. Как я могла быть такой бесчувственной к Сэму? Могу найти только одно объяснение: между Сэмом и мной произошло гораздо больше, чем одна вчерашняя ночь. Он открывает глаза, и мы смотрим друг на друга. Нам нечего сказать – и нужно сказать все. Я понимаю: та боль, что теснит мне грудь, гадкое и искаженное чувство, поселившееся там в годы разлуки, которую я сама же и посеяла, будет только разрастаться. Даже когда мы сидим бок о бок. Даже когда он смотрит, как я откусываю яйцо и вафлю, запиваю чаем и кофе. Я знаю, мы никогда не были так далеки, как сейчас. Но таков уж заведенный порядок, таким всегда бывает рисунок танца.

Как всегда, первым нарушает молчание Сэм.

– Я на тебя страшно зол.

– Знаю. – Сжимаю в ладонях кружку с Тихиро и рассматриваю рябь на поверхности чая. – Моя запасная пижама хранится у тебя под…

– Под раковиной, в левом углу. – Сэм стучит ногами по кухонному острову. – Мама, наверное, забыла, что она там. Так что, считай, тебе повезло.