Отражения нашего дома

Мы с родителями даже придумали игру. «Расскажи, что ты чувствуешь», – со смехом спрашивал падар, пока мадар обмеряла комнаты, составляя планы и думая, как воплотить в жизнь их совместные надежды и мечты. Но все изменилось полтора года назад, когда падар съехал от нас, оставив эти планы медленно гаснуть в небытии. Так что теперь я лишь фантазирую.

– Расскажи, что ты чувствуешь, – бормочу я роскошной пыльной комнате.

Наваливается тяжесть, словно здесь зависла… чья-то меланхолия. Я умолкаю. И снова чувствую пристальные взгляды. Под ногами скрипит деревянная половица, и воцаряется тишина. «Возьми себя в руки, ты это проделывала уже тысячу раз». Сглатываю подступивший к горлу комок и продолжаю делать снимки.

Мадар считает, что составление фотоподборок до и после ремонта привьет мне интерес к семейному делу. На самом деле, мне кажется, что мое присутствие на рабочих площадках помогает ей заполнить душевную пустоту, появившуюся после ухода падара.

Я иду дальше обследовать дом. Доски на больших окнах наполняют тьмой открытое пространство гостиной. Дальше – пустая кухня, где плита и холодильник выворочены с корнем. Отсюда наружу ведут застекленные двери, и я вижу, как мама осторожно ступает по огромной террасе, на каждом шагу пробуя скрипучие доски.

Воздух сгущается, ложится тяжелым грузом, не давая дышать.

История ощутима…

Громкий треск и мамины крики.

– Мадар! – Я срываюсь с места и выскакиваю из дверей на террасу.

Доски все-таки не выдержали, и она провалилась левой ногой. Хватаю мадар за руки и тяну. Ее джинсы порвались, лодыжка оцарапана до крови.

– Зачем ты сюда вышла? Эта конструкция могла давным-давно обвалиться!

Мы пробираемся обратно в дом, и мадар прислоняется к кухонному острову. Хмурясь, откидывает волосы с лица.

– Только этого не хватало, – бормочет она, закатывая штанину и осматривая рану. – Ладно, не так уж плохо. Всего лишь царапина. – Пожимает плечами. У нее звонит телефон, и она как ни в чем не бывало прижимает трубку к уху. – Эрик, погоди секунду. – Переводит взгляд на меня. – Пойди посмотри, нет ли тут чем забинтовать. Промою в раковине.

Я с отвисшей челюстью смотрю, как мама легко и непринужденно промывает рану. Она что, не боится ни ржавчины, ни бактерий? Мало ли что могло завестись в этих трубах.

– Я бы на твоем месте не рискнула промывать этой водой. – Но, наткнувшись на пылающий мамин взгляд, пячусь и удаляюсь по коридору в барный закуток. Открываю шкафы и чуть не вскрикиваю: оттуда вываливаются и разбегаются по полу тараканы. Какая гадость.

– Если не хочешь подцепить инфекцию, надо ехать в магазин.

Стряхиваю с ботинка мелкого таракана. Хоть сейчас готова вернуться в машину и уехать подальше из этого кошмарного дома.

Слышу тихие шаги, за ними – робкие трепещущие раскаты барабана.

– Эй!

Звук доносится из-за спины, ведет меня по коридору в затемненное крыло дома. Барабанный ритм продолжается.

– Есть тут кто?

Ответа нет. По рукам бегут мурашки.

– Знаете ли, проникновение в чужой дом считается уголовным преступлением! – кричу я в темноту. Сворачиваю в коридор, изогнутый буквой Г.

Ответа по-прежнему нет.

Заглядываю в первую комнату налево – ванная. Пусто. Щелк. Снято.

За углом еще одна комната, в ней узкая кровать, вся в пятнах. На полу разбросана старая одежда. Никого нет.

За спиной эхом раздается смех.

Я резко оборачиваюсь.

– Это частная собственность.

Мой голос дрожит. Коридор опять изгибается и растворяется в кромешной темноте. Барабаны звучат громче.

Ноги подкашиваются. Оглядываюсь туда, где свет, где мадар все еще говорит по телефону. Метнуться бы к ней со всех ног.

«Свет сердца моего, танцуй», – снова и снова поет голос, который я уже слышала. Рокот барабана трепещет в воздухе, легким звоном вступает другой инструмент. Меня тянет в темноту, ноги сами собой идут в ту сторону, и вот уже нет ничего, только я, мое бешено бьющееся сердце да гул барабана.

Я настраиваю вспышку и автотаймер своей фотокамеры. Щелк. Снято. Взрыв света. С потолка густым тошнотворным облаком сыплется пыль, я вскрикиваю, но не из-за этого. Отскакиваю, спотыкаюсь обо что-то на полу, тяжело падаю. Камера куда-то улетает.

Щелк. Вспышка.

Гул барабана нарастает.

Голос продолжает петь.

Свет камеры выхватывает одинокую фигурку, стремительно кружащуюся в танце. Женщина. Волосы темные, вьющиеся. Подол шитого бисером сине-золотого платья хлещет по бедрам. Шею сжимает толстая золотая цепочка, унизанная сапфирами.

Я визжу как резаная. Женщина останавливается, спрятав лицо за темными руками. Барабан еще сильнее ускоряется, и я осознаю, что стучит не барабан – это бешено колотится мое сердце, сковывая горло, не давая дышать.

И медленно, очень медленно фигура поворачивает голову, ведет рукой, и я в бессильном крике гляжу в призрачное молодое лицо, знакомое мне лишь по старым фотографиям.

Моя биби.

Глава 2

– Что случилось?

В комнату врывается мадар. В тот же миг женщина исчезает.

– Т-т-там была женщина. – Я дрожащей рукой показываю в угол, глядя немигающими глазами в пустоту вокруг нас.