Отражения (СИ)

— Мне нравится готовить с тобой, — негромко сказал Люциус куда-то ей в волосы. — Это необычно. И увлекательно.

Гермиона с трудом подавила волну тепла, которая прошла по телу от этих слов, и сосредоточилась на тыльной стороне ладони Малфоя. Она слегка погладила её, коснувшись двух перстней с гладкой оправой.

— Мне тоже, — выдавила ведьма, краснея. — Знаешь, я немного напеваю, когда готовлю…

— Так что тебе сейчас мешает?

— Твоё чувство прекрасного!

— Да что ты! А я бы вот послушал…

Гермиона хихикнула и негромкого запела:

— Играет свет свечи в бокале,

А мы с тобою в зазеркалье,

Скажи, какое заклинанье

Тебя вернёт?

Сверкает лёд зеркал разбитых,

Но ничего не позабыто,

И в море слёз, тобой пролитых,

Корабль плывёт…

— Как-то печально, не находишь? — тихо спросил Люциус. — Впрочем, что там дальше?

— Ну… — смутилась ведьма. Она уже жалела, что невольно выбрала именно эту песню. — Там дальше…

Ты — моё отражение,

Ты — моё наваждение,

Ты — моё искушение.

Мой рай на земле…

— Уже лучше! — рассмеялся Люциус. — А есть у тебя в репертуаре что-нибудь весёлое?

— Оу, сейчас вспомню!

Подгорело жаркое,

Это что же такое…

Когда с нарезкой было покончено, Гермиона сунула в печь противень, сняла прихватки в виде лягушек.

— Ну, теперь осталось только ждать!

Они успели опрокинуть ещё пару бокалов и перекинуться байками о временах Хогвартса, как минуло полчаса и кухня наполнилась дивным ароматом.

— Как вкусно пахнет! — зажмурившись, потянул носом Люциус. — Сервируй скорее стол! Хочу попробовать, что у нас там получилось.

Они устроились прямо там, на кухне, за широким столом, наспех накрытым белоснежной скатертью. Вино играло в пузатых бокалах, а на тарелках дымилось сочное мясо с гарниром в румяной корочке.

— М-м-м! — Гермиона прикрыла глаза от удовольствия. — В первый раз получается так вкусно!

— Да, — согласился Люциус. — В тебе пропал отличный кулинар! Дашь Хэнку пару уроков?

Гермиона рассмеялась.

После позднего ужина он протянул ей руку.

— Пойдём. Покажу кое-что.

Они трансгрессировали куда-то, и в первые минуты Гермиона решила, что это чердак мэнора. Но это оказалась просторная мансарда. За стенами уже почти стемнело, и огромное окно в крыше заливали чернильные сумерки. Пахло воспоминаниями, забытыми мечтами и немного «Доксицидом».

Люциус наколдовал несколько светящихся огоньков. Они тропическими светлячками плыли, выхватывая из тьмы предметы вокруг: старые картины с пейзажами, сундуки, кованые железом, причудливые канделябры. Казалось, само время застыло здесь, накопившись в разных предметах и углах, затканных паутиной.

— Садись, — он отряхнул от пыли видавший виды диван с клетчатой обивкой и набросил на него толстый плед.

Пружины скрипнули под их весом. Гермиона сквозь опущенные ресницы смотрела, как Люциус закурил свой бриар и откинулся на спинку, выпуская сизый дым. По мансарде поплыл аромат яблочного табака.

Снаружи сердился ветер, негодуя, что его не впускали в тепло. Он выл в водосточных трубах, шумел кронами деревьев в парке, срывая листья, и скоро по стеклу закапали первые капли. Они стекали длинными дорожками, скапливаясь в углублениях деревянных рам, ложились прозрачными кляксами на невидимый пергамент окна, и всё строчили, строчили кому-то свои бесконечные послания. Всё громче и громче барабанил дождь, а потом перестук сменился монотонным гулом.

Гермиона с тихой улыбкой поджала под себя ноги и следила за огоньком, проплывающим над самым потолком.

— Я люблю дождь. Он тоже поёт свою песню. Поёт тебе одной… это замечательное место. Ты часто бываешь здесь?

Люциус помолчал, выбивая трубку и собираясь с мыслями. А потом подвинулся ближе к ней.

— Я любил играть здесь маленьким. Давным-давно. Когда у тебя нет палочки и есть воображение, любой чердак для тебя — волшебный замок. Можешь себе представить, сколько драконов и троллей я здесь сразил?

— Просто поразительно! Люциус Малфой тоже был маленьким! — рассмеялась Гермиона. — Может, ты ещё и чувствовать умеешь?

— Я ведь живой человек, а не статуя какая-нибудь.

И Гермиона поняла, что тогда, в первую ночь он говорил «Я живой человек». Она замерла, поймав его глубокий, проникающий в душу взгляд. Люциус наклонился и коснулся её губ своими, легко, словно бабочка задевает крыльями, пролетая мимо. Гермиона не шевелилась, боясь потревожить момент. Сердце колотилось, как бешеное. От Люциуса пахло сладковатым табаком и шерри. И ещё чарующе — сандалом.

А он касался ещё и ещё — нежно и невесомо, будто боясь спугнуть её. Гермиона потянулась к нему и поймала его губы своими. Она обвила шею Малфоя руками, и почувствовала, как его язык дразняще водит внутри. Выдохнув, Гермиона впустила его в рот и прикрыла глаза от удовольствия чувственной ласки.

Голова кружилась, и она не сразу поняла, что рука Люциуса мягко, но настойчиво сжала её бедро. А потом поднялась выше, поглаживая нежную кожу и сминая подол.