Отраженная луна

– Мори мне довелось видеть только из окна поезда. – Обнимая Кёко, новый муж назвал ее родной город. – Наверно, симпатичный городок, окруженный рощами деревьев. Недаром он назван Мори.[3] Ты там до каких лет жила?

– Пока не окончила колледж. А трудовую повинность выполняла на военном заводе в Сандзё.

– Значит, ты родилась поблизости от Сандзё? Вот почему ты так хороша. Недаром говорят: красавицы из Сандзё, что в провинции Этиго.

– Вовсе я не красива. – Кёко прижала руку к груди.

– У тебя красивые руки, красивые ноги. Значит, и все остальное не хуже.

– Нет-нет! – Кёко почувствовала, что рука мешает ей, и отняла ее от груди.

– Если бы у тебя был ребенок, я все равно взял бы тебя в жены, – шептал он ей на ухо. – Усыновил бы его и любил, как собственное дитя. Лучше, конечно, если бы это была девочка.

Наверно, потому, что у него уже есть сын, подумала Кёко, но даже если его слова были проявлением любви, ей они показались неуместными. Скорее всего, ради нее он и свадебное путешествие устроил на целых десять дней, стараясь оттянуть ее встречу с сыном.

У мужа имелся добротный дорожный несессер, изготовленный из кожи. Несессер Кёко не шел с ним ни в какое сравнение. Тот был большой, прочный, хотя и не очень новый. Муж часто бывал в поездках, но, по-видимому, тщательно следил за своим несессером, поэтому он обладал особым лоском, присущим лишь старым добротным вещам. Кёко вспомнила свой прежний несессер – заплесневелый, хотя она им ни разу не воспользовалась. Только зеркальце из него она давала мужу и вместе с мужем отправила его в мир иной. То зеркальце, которое она положила в гроб поверх ручного зеркала… Они сплавились друг с другом в огне; никто и не догадался бы, что там их было два. Никому и в голову не пришло, что причудливо спекшийся кусок стекла прежде был зеркалом. Сама Кёко об этом никому не сказала.

У нее было ощущение, словно безжалостно сожжено множество миров, отражавшихся в двух зеркалах. Она не целала разницы между этой потерей и тем, что тело ее мужа превратилось в горстку пепла. Вначале Кёко, когда она захотела показать мужу свой огород, дала ему ручное зеркало, и он больше не расставался с ним, но вскоре и ручное зеркало стало трудно удерживать в руках подолгу, и Кёко приходилось всякий раз массировать ему кисти и плечи. Тогда она решила дать ему еще одно зеркальце – маленькое и легкое.

И пока в нем теплилась жизнь, муж с помощью двух зеркал мог видеть не только отражение ее огорода. Он видел в зеркале еще небо и облака, снег, дальние горы и ближний лес. Видел луну, полевые цветы и перелетных птиц. Там, в зеркале, люди переходили дорогу, играли дети в саду.

Кёко сама удивилась обширному и разнообразному миру, открывшемуся в маленьком зеркале. Зеркало – всего лишь предмет туалета, служащий для ухода за внешностью, тем более ручное зеркало, нужное лишь затем, чтобы в другом зеркале увидеть собственный затылок… А больному в нем сызнова открылись природа и человек! Присев у изголовья, Кёко тоже заглядывала в зеркало и размышляла вместе с мужем о том, что они видят. Со временем она перестала отличать настоящий мир от отраженного в зеркале. Они для нее сделались двумя самостоятельно существующими мирами, причем тот, новый, видимый в зеркале, даже начинал ей казаться более истинным.

– В зеркале небо светится серебристым цветом, – говорила она; потом выглядывала из окна и добавляла: – А из окна оно серое.

Небо в зеркале не вызывало гнетущего впечатления. Там оно и в самом деле светилось.

– Может быть, это потому, что вы так тщательно полируете зеркало?

Муж слегка поворачивал голову, чтобы поглядеть через окно на небо.

– Верно, оно сейчас тускло-серое. Кстати, человеческие глаза и, к примеру, глаза собаки или воробья – разве они видят небо одинаково? И кто скажет, какой цвет неба настоящий?

– А цвет неба в зеркале – тот, каким его видят глаза зеркала?… – Кёко хотела сказать – «каким его видят глаза двух нежно любящих». Отраженная в зеркале зелень деревьев была свежее, чем настоящая, а белизна лилий – ярче.

– Это отпечаток твоего большого пальца. От правой руки. – Муж показал на край зеркала. У нее почему-то екнуло сердце. Она подышала на зеркало и стала поспешно стирать след.

– Оставь. А знаешь, когда ты впервые показала мне огород, на зеркале тоже остался отпечаток твоего пальца.

– Я и не заметила.

– Ты не обратила внимания, а я теперь в точности знаю, какие следы оставляют твои большой и указательный пальцы. – Должно быть, только человек, прикованный к постели долгой болезнью, способен запомнить отпечатки пальцев собственной жены.

С тех пор как они поженились, он почти все время болел. Он даже не был на войне.

Собственный их дом сгорел, и они сняли комнату у знакомых Кёко. Муж тогда еще ходил на службу. Месяц с небольшим в собственном доме да два месяца в доме знакомых – вот все время, что муж не хворал при ней.