Отрекаются любя. Я подарю тебе небо в алмазах

– Вы знаете, Татьяна, если Ворон приложит свою волосатую руку к вашему делу, то можно считать, что вы на свободе. Тут и до суда не дойдет.

– Вы думаете?

– Я в этом просто уверен.

– А кто они, эти свидетели?

– Администратор вашего отеля, шеф-повар ресторана и официант, который обслуживал ваш столик.

– Бог мой, но как он с ними договорился? Как все это устроил? – Я смотрела на адвоката, хлопала глазами и не верила своим ушам.

– Я же вам уже сказал, что такой человек, как Ворон, может все. Я думаю, что он просто за все хорошо заплатил. Даже представитель фирмы, который производил у вас противозаконный обыск, и тот взял отпуск за свой счет и прилетел.

– Зачем?

– Я думаю, за тем же, что и другие. Наверное, давать показания.

– А когда будут давать показания?

– Завтра. Все в ожидании чуда. Я думаю, что будет самый настоящий спектакль, который, по всей вероятности, хорошо закончится.

Я тяжело вздохнула и нервно заходила по комнате. Затем села на скамейку и сложила руки на коленях, словно школьница.

– А Ворон вам, если не секрет, кем приходится? – осторожно поинтересовался адвокат.

– Никем.

– Как это никем? Если бы вы были для него никем, он бы просто не стал это делать. Такой человек, как Ворон, лишний раз палец о палец не ударит. От него вряд ли можно ждать помощи. Он помогает только самым близким. Мы же договорились с вами сотрудничать на доверии, иначе у нас ничего не получится. Татьяна, вы мне доверяете?

– Если бы я вам не доверяла, вы бы из меня слова клещами не вытянули и я бы вас так не ждала. Я давно знаю Артура и доверяю ему. А если я доверяю Артуру, значит, я доверяю и вам. С Герой меня ничего не связывает, у нас с ним нет никаких отношений. Мы познакомились с ним на пляже отеля и провели ночь. И не надо из нас делать любовников. Мы не любовники и никогда ими не были. Мы… Мы… Я даже не знаю, кто мы такие, какое нам можно дать определение. Мы совершенно чужие друг другу люди. Нас вообще ничего не связывает. Мы даже телефонами не обменялись.

– Его видели в вашем номере.

– Оно и понятно. Я же говорю вам, что мы вместе с ним провели ночь. Ворон стал для меня жилеткой, в которую я выплакалась после гибели мужа.

– Хорошенькая жилетка, – усмехнулся адвокат и продолжил: – Тогда я не пойму, зачем ему это надо. Он никогда не был похож на борца за справедливость.

– Я тоже ничего не пойму. Тем более, перед расставанием мы с ним вдрызг разругались.

– Что сделали?

– Разругались.

Адвокат изменился в лице и спросил вкрадчивым голосом:

– И он вас не убил?

– Как видите.

– Странно… Кто бы только знал, как это все странно…

Я не могла дождаться следующего дня, да и кто бы на моем месте чувствовал себя иначе. Я… вспоминала Ворона. Наше знакомство, нашу ночь и нашу ссору. Если бы кто-нибудь раньше сказал мне о том, что криминальный авторитет понесет меня, совершенно пьяную, на руках в номер, я бы никогда не поверила. Но он меня нес! Черт побери, а ведь он меня нес. И это совсем не плод моей бурной фантазии, это реальность.

Но в ночь перед так называемым спектаклем, который должен был разыграть Ворон, я попала в карцер. Все получилось, как обычно, по глупости. Я подралась с одной бабой, которая попыталась со мной переспать. Мне пришлось за себя постоять и дать настоящий отпор. Завязалась драка, хотя, признаться честно, я никогда раньше не дралась, более того, и само слово «драка» всегда наводило на меня дикий ужас. В итоге меня посадили в карцер. Условия в карцере окончательно вывели меня из состояния равновесия и заставили громко разрыдаться. Тут вообще не было окон, а вместо нормального света тусклая лампочка, которая практически не светила. Услышав, что меня сажают в карцер ровно на десять суток, я чуть было не потеряла рассудок и с трудом удерживалась, чтобы не наложить на себя руки.

Но мне не пришлось сидеть в карцере десять дней. Все разрешилось намного раньше. Сначала меня вернули в камеру, или хату, как мы ее называем. Затем меня вызвали к следователю, рядом с которым сидел адвокат в прекрасном расположении духа. Как только он слегка вскинул брови и едва заметно мне улыбнулся, я поняла, что могу праздновать победу. Если Ворон взялся за дело, то это дело должно обязательно выгореть. По-другому просто не может быть. Я уселась на скамейку и замерла в ожидании.

– Ну как вам в нашем карцере? – мрачно поинтересовался следователь, который был совсем не такой радушный, как адвокат.

– Ну как может быть в карцере? Там ужасно. – Я говорила и слушала, как стучит мое сердце. Мне казалось, что мое сердце стучит намного громче, чем я разговариваю. – Зачем меня спрашивать, если вы сами все знаете? Хоть убейте меня, но я больше туда не вернусь. Я с детства боюсь темноты. Я вообще не понимаю, почему меня туда отправили. Ведь я не сделала ничего плохого. Я просто отстаивала свою честь, а честь надо беречь смолоду. Не могла же я опуститься до уровня той дуры, которая ко мне приставала. Мне, конечно, и в хате несладко приходится, но в карцере еще муторнее.

– Не беспокойтесь. В карцер вы больше не вернетесь, – торопливо успокоил меня адвокат.

– Правда?