Отрешись от страха. Воспоминания историка

И. М. Майский нуждался в референте. Как академик он имел на это право и сам подыскал себе такого референта. Это была уже пожилая женщина, знакомая Ивану Михайловичу по совместной работе в Лондоне. Фамилия ее была Грансберг. Грансберг должна была оформляться через наш отдел кадров, и, предвидя препятствия, которые мо1ут возникнуть в момент разгула кампании против космополитов, я попросил И. М. дать от себя характеристику Грансберг, что он и сделал охотно. Характеристика пошла в отдел кадров. На следующий день стало известно, что Грансберг арестована. Зная недоброжелательность, которая царила на верхах по отношению к Ивану Михайловичу, я забеспокоился, не будет ли арест Грансберг использован против него. Я чувствовал свою личную ответственность, так как именно по моей просьбе И. М. за день до ареста написал Грансберг весьма лестную характеристику. Решение созрело мгновенно. Я пошел в институт, забрал под каким-то предлогом характеристику на Грансберг, поехал к Ивану Михайловичу и, объяснив, в чем дело, возвратил ее ему. Через несколько часов меня срочно вызвали в отдел кадров и потребовали вернуть характеристику. Я спокойно ответил, что поскольку Грансберг не может быть теперь зачислена референтом и в связи с тем, что Майский написал характеристику по моей просьбе, я эту характеристику уничтожил. «Нет, вы на самом деле это сделали? — едва веря своим ушам, тихо переспросила меня начальница кадров. — Я вынуждена буду доложить об этом Виктору Ивановичу» (т. е. В. И. Шункову, заместителю директора Института истории). — «Разумеется, — ответил я, — вы просто обязаны это сделать».

Виктор Иванович был человеком сложным. Но я знал также, что он человек умный и тонкий. Виктору Ивановичу я повторил, как было дело. Он посмотрел на меня внимательно, словно оценивая. Потом сказал: «Неважно же вы начинаете свою карьеру». Еще раз взглянул, улыбнулся и заключил: «Ну, на первый раз прощается. Только никогда ничего подобного не делайте. Надеюсь, все обойдется». И действительно, никаких последствий не было.

В связи с празднованием в первых числах января 1949 года 225-летия основания Академии наук в Ленинграде была проведена юбилейная сессия Общего собрания и отделений Академии наук СССР. Президент С. И. Вавилов призвал в своем докладе «восстановить историческую правду, показать истинное высокое место отечественной науки в мировой культуре, восстановить и аргументировать многие ее забытые приоритеты».

Академик И. И. Минц, которого начали бить еще в 1947 году, а потом временно оставили в покое, поспешил выступить на юбилейной сессии в Ленинграде с докладом «Ленин и развитие советской исторической науки». Тщетно, однако, Минц восхвалял «Краткий курс» И. В. Сталина, восторженно говорил о «разгроме буржуазной историографии, меньшевистско-троцкистовской концепции», умалчивая, конечно, о том, что каждый разгром завершался затем физическим уничтожением многих историков. Минц призывал в своем докладе бороться с низкопоклонством и обрушивался на тех, кто якобы придерживается социал-демократической концепции.

О стиле и направленности доклада Минца говорит хотя бы такая фраза: «Ошибка эта особенно недопустима в свете современного предательства шумахеров, блюмов и прочих деятелей презренной партии „третьей силы"». Доклад этот, хотя и открывал новогодний, 1949 г., номер «Вопросов истории», сыграл для судьбы самого Минца крайне отрицательную роль, поскольку он «подал голос», т. е. напомнил о себе своим беспощадным противникам. Немедленно после его доклада посыпались негодующие протесты «научной общественности». Доклад Минца был оценен в ЦК как «ошибочный и претенциозный».

...И вот, наконец, получен приказ провести общеинститутское собрание по вопросу о космополитизме. Председателем собрания был Сергей Львович Утченко, занимавший в ту пору должность ученого секретаря отделения истории и философии и избранный в 1948 году секретарем партийной организации института.

До войны Утченко учился сначала на химическом факультете, но затем перешел на исторический факультет Ленинградского государственного университета. Занимался он историей древнего Рима, писал интересные работы о временах Цицерона и принципата Августа.

В ту пору Сергей Львович был в том цветущем возрасте здорового человека средних лет, перед которым открывались самые радужные перспективы. Сергей Львович был человеком способным и, несомненно, обаятельным. Кроме того, он любил и умел жить в свое удовольствие. Был он человеком не злым, но доброжелательное отношение к людям органически переплеталось у него с изрядной осторожностью, в кризисные моменты ее можно было бы принять за трусость. Он был очень популярен в нашем коллективе, его конформизм не носил агрессивного характера, а остроумие и находчивость создали ему репутацию человека, с которым нетрудно поладить.