- Ах да… сама ж тебе его и дала. Там, под Кромами. Помню-помню… Важный московит его у меня оставил, забыл, наверное… Чувствую, ты о нем хочешь спросить, так?
Иван молча кивнул.
- Боюсь, не помогу тебе, - сокрушенно вздохнула девушка. - Признаться, плохо его помню… да их там много захаживало. Кажется, сильный такой… Да, однорядку он у меня прижег светильником - как раз по подолу. Дорогая однорядка, черная такая, бархатная…
Сказать по правде, Иван рассчитывал узнать больше, куда больше, но, увы, просчитался, как это частенько бывает с любым, даже самым опытным дознавателем. Впрочем, были еще наметки, и много, оставалось лишь свести все эти вроде бы, на первый взгляд, разрозненные сведения в одну кучу. Да и Митрия расспросить - что он там вызнал среди приставов и катов? Может, все же не сам по себе повесился Телеша Сучков? Может, помог кто?
- А ничего не вызнал, - придя в хоромы, отмахнулся Митька. - Квасу не осталось ли? В горле сохнет.
- Бери вон бражку.
- Давай…
Напившись, Митька развалился на застланном волчьей шкурой сундуке и, блаженно вытянув ноги, пояснил:
- Пристава, что тогда, в ночь, караулили в темнице, с Овдеевым в Польшу уехали в числе прочих стражей. Вернутся - расспросим. К декабрю должны бы.
- Что ж, подождем, - неожиданно улыбнулся Иван. - А пока кой-чего пособираем, повспоминаем, запишем тщательно, - помнишь, как Ртищев учил, царствие ему небесное?
- Да уж, - Митрий перекрестился. - Андрей Петрович частенько говаривал: что в голове, а что на бумаге - две большие разницы.
- Вот этими разницами-то мы и займемся.
Зачинался новый месяц - октябрь, грязник, как его называли на Руси. Бабье лето закончилось, небо затянули плотные тучи, солнечные сухие деньки сменились проливными дождями. А затем выпал и первый снег.
Эпилог
Вот он!
Ночесь кто-то лазил на дворе в амбар. Ничего, правда, не взяли, - что там брать-то? Но - вот гады - собаку прибили. Сволочи! И что им в амбаре понадобилось?
Ладно. Пес с ним, с амбаром, - что-то нехорошее приключилось вдруг с Василиской, словно сглазили: то спину ломило, то бок, а то так становилось плохо, что хоть кричи. Ивана, конечно же, страдания молодой супруги выбивали из колеи: уедет утром в приказ, усядется принимать челобитные, а сам мыслями далеко-далеко - как там дома молодая жена, по здорову ли? Ох, не по здорову!
- Лекарю б ее показать…
- Лекарю? Так у тебя ж ворожея знакомая есть! - вспомнил Прохор. - Вот к ней и сходи. Знаешь, эти ворожеи многие болезни куда лучше лекарей-иноземцев лечат.
- Ворожея? - Иван почесал голову, вспомнил. - Ах да, есть такая… Олена.
Олена - мать когда-то вырученного Иваном из застенка Игнатки - жила где-то на Поварской, где точно - должен был знать хозяин постоялого двора Флегонтий. К нему Иван и отправился, свалив челобитные и всякую мелочь на Прохора с Митькой. Сел на коня, поскакал, искоса глядя, как в лучах зимнего солнышка сверкает жемчугом летящий из-под копыт снег. День стоял славный, с легким морозцем и чистым нежно-бирюзовым небом, лишь где-то на горизонте, за городской стеной, за Новинской обителью, над дальним лесом повисла маленькая сизая тучка.
- Здоров будь, Иване, - встретился на пути Ондрюшка Хват, стряпчий. Испортил-таки настроение, - вот уж кого Иван совсем не хотел сейчас видеть. Чуть позже…
- Чего хмурый такой?
- Будешь тут хмурым. Супружница занемогла.
- Так лекаря позови.
- К нему и еду.
Не надо было знать Ондрюшке о ворожее Олене, не надо было, по крайней мере - сейчас. Появилась - вот только что - одна мысль, ранее дремавшая. А вот теперь всплыла вдруг, и Иван корил себя, - что ж позабыл-то, что? Ведь когда еще собирался проверить ворожей? Да вот закрутился, погряз в делах и делишках, запамятовал: все ведь в голове не удержишь, а записывать с некоторых пор опасался, - больно уж могущественным человеком оказался тот… если это он, конечно…
- Ты, это, недолго только… - неожиданно предупредил стряпчий. - Овдеев сегодня приезжает, вместе с посольством.
- Наконец-то! - искренне улыбнулся Иван и, кивнув на прощанье Ондрюшке, хлестнул коня плетью.
Олену он отыскал быстро, - Флегонтий (с недавних пор - агент Земского двора) даже послал с Иваном слугу - показать избу ворожеи. Изба выглядела справно - высокая, на подклети, с резным крыльцом и тесовой крышей, с трубою - знать, топилась по-белому, - с окнами из небольших, в свинцовых переплетах, стекляшек. Двор большой, с амбаром и птичником; из конуры, загремев цепью, выскочил здоровенный пес, залаял. На лай его вышел на крыльцо молодой парень в накинутом поверх кафтана армяке. Присмотревшись, Иван узнал парня и улыбнулся:
- Игнатий, убери псинища!