Спасибо, утешил. Хорошо, давай попробуем еще разок. Потом даем им пять минут и атакуем. Ждать дольше нельзя — кураж пропадет, — Велга положил бинокль и взял рацию. — Миша, мы спускаемся, а ты пока попробуй еще разок их убедить.
Собственно, мегафона, как такового, у них не было. Был микрофон, через мощный усилитель подключенный к колонкам. Аппаратуру раздобыли в расположенном поблизости баре, выставили колонки в окно первого этажа дома напротив, и уже десять раз за последние сорок минут, обладающий внушительным баритоном Михаил Малышев, со всей возможной проникновенностью пытался склонить засевших в особняке мятежников к сдаче оружия.
Пока, правда, безрезультатно.
Текст сочинили Валерка Стихарь с Карлом Хейницем, и гласил он следующее:
«Господа бунтовщики! Сопротивление бесполезно! Предлагаем сдаться! Вы окружены специальным отрядом быстрого реагирования Вооруженных сил Земли! Ваши приспешники практически на всей планете уже захвачены в плен и дают показания! Мы не обещаем вам свободу, но обещаем жизнь! В случае отказа вы будете уничтожены без всякой пощады. Повторяю. В случае отказа вы будете все уничтожены!»
Внизу Велгу и Дитца встретил Валерка Стихарь.
— Ну что? — спросил Велга.
— Молчат, гады. Но и не стреляют в ответ. Мы в свое время на такие слова отвечали пулей.
— Мы, бывало, тоже, — улыбнулся Дитц.
— Нормальная реакция нормального солдата, — сказал Велга.
— Если только он сыт, при оружии и боеприпасах и не напуган до усрачки, — добавил Валерка. — Правда, бывали мы и напуганы и голодны и практически без патронов. А ведь все равно стреляли!
— Они не солдаты, — слегка пожал плечами Дитц. — Думаю, что сейчас там полный разброд и шатание. Не знают, что делать. Сдаваться страшно, а не сдаваться — еще страшнее.
— Если бы напугались по-настоящему, — упрямо нагнул голову Велга, — давно бы сдались. Откуда мы знаем, они, может, специально время тянут — подкреплений ждут? Информации-то у нас — ноль. Кстати, — обратился он к Стихарю, — связь есть хоть с кем-нибудь?
— Нету, — вздохнул тот. — Завал по всем частотам, как говорил один мой приятель-связист. Его потом под Вязьмой убило…
— Отставить! — одновременно скомандовали Хельмут и Александр.
Все трое негромко рассмеялись.
Нужно было однако принимать какое-то решение, — солнце уже недвусмысленно клонилось к закату, а в голосе Михаила Малышева обозначилась усталая хрипотца.
Девяносто шесть из ста сорока, лично отобранных Дитцем и Велгой добровольцев, начали штурм особняка на Зеленой в 18 часов 30 минут одновременно с двух сторон и с воздуха.
Никого из отряда в штурмующих колоннах не было, — бойцы Второй мировой по приказу своих непосредственных командиров прикрывали огнем атаку товарищей. Впрочем, прикрывали не только они — все остальные тоже не жалели патронов и зарядов плазменных винтовок. И огонь этот выплеснулся из десятков стволов столь неожиданно, плотно и точно, что противник и «мяу» сказать не успел, как атакующие оказались в «мертвой зоне», под стенами особняка и на крыше. Правда, что-то похожее на сопротивление было оказано все-таки со стороны внутреннего двора. Но, вероятно, лишь потому, что подступы к нему перекрывались довольно высоким каменным забором, который с ходу преодолеть не представлялось возможным. Именно там, на внутреннем дворе, штурмующие понесли первые и последние потери (один убитый и трое раненых). Когда же через выбитые окна (стекла в них, на поверку, оказались гораздо менее прочными, чем утверждал Николай) и двери они ворвались внутрь, то дело было практически кончено, — деморализованные яростью штурма защитники сложили оружие. Впрочем, четверых из них в горячке боя успели пристрелить, прежде чем поняли, что те сдаются. Но еще семеро остались живы и даже относительно здоровы (сломанные ребра и выбитые зубы — не в счет). Кроме этого, внутри особняка штурмовые группы разнесли в пыль с десяток андроидов и обнаружили в подвале смонтированную и работающую электронную аппаратуру неизвестного назначения. Аппаратуру хватило ума отключить от питания и больше не трогать, а семеро оставшихся в живых мятежников, сидя у стены в гостиной под прицелом карабинов и автоматов, смиренно ожидали своей участи.
Хрустя сапогами по битому стеклу, они вошли в дом, в котором еще совсем недавно так замечательно отдыхали. Что ж, их отдых закончился сегодня утром, как заканчивается все хорошее и плохое в этой жизни (включая саму жизнь). Отдых закончился, и началась привычная работа.
Слишком, черт возьми, привычная.