Лица детей изменились. Ещё несколько минут назад, несмотря на испуг, это были вполне нормальные, красивые и свежие лица тринадцатилетних подростков. Хорошо воспитанных и хорошо питающихся. Ясные глаза, чистая кожа, здоровые зубы, мытые блестящие волосы. Теперь же за несколько секунд они словно похудели и покрылись невидимой горестной и какой-то старческой пылью. Она погасила глаза, стёрла даже тени улыбок, запорошила кожу и волосы. Михаил уже встречал похожие лица и не однажды. Это были лица детей, видевших смерть, потерявших родных и близких. Переживших голод, бомбёжки и обстрелы. Он видел эти лица на железнодорожных полустанках и обочинах разбитых гусеницами и снарядами, размытых осенними и весенними дождями дорог. Среди руин Сталинграда и на продуваемых злыми февральскими ветрами улицах Ростова. На околицах, отбитых у немцев станиц и деревень. Лица детей войны.
Следовало, однако, отдать им должное – ни принц, ни принцесса не закатывали истерик, не падали в обморок, не требовали немедленно отправиться на помощь маме с папой и вообще вели себя с максимально возможным самообладанием. Так, что Михаил в какой-то момент, поймав на себе их тревожные серьёзные взгляды, счёл нужным ободряюще улыбнуться и сказать:
– Ничего, ребятки. Выкарабкаемся. Не впервой. А мамы и папы у вас уже взрослые, и власть у них большая. Сами о себе позаботятся.
– У меня нет мамы, – сообщила принцесса.
– Извини, – сказал Михаил. – Значит, папа.
Сам аппарат они не увидели. Просто в какой-то момент Локоток свернул в один коридор, другой, потом открыл овальный люк в стене (на люке был выбит непонятный символ, но никто не стал уточнять, что он обозначает) и, приглашающе махнув рукой, исчез в нём. Малышев заглянул внутрь. Из люка вниз вела самая обычная металлическая лестница и заканчивалась рядом с другим люком, побольше. С ним уже возился Локоток. Вот что-то тихо щёлкнуло раз, второй, третий, и нижний люк плавно отъехал в сторону. Тут же вспыхнул мягкий, приятный глазу желтоватый свет, освещая ещё одну, совсем короткую лесенку и матово отсвечивающий пол в самом низу. Локоток проворно нырнул во второй люк, спустился по лесенке и пропал из вида.
– Похоже на какую-то кабину, – неуверенно предположила Аня, одной рукой прижимая к себе дочь, а другой убирая с глаз непокорную прядь волос. К этому времени Лизка наелась и теперь тихонько агукала у матери на руках, стараясь сорвать с её шеи и вплотную уже заняться бронзовым православным крестиком – точной копией русского наперсного креста XIII века.
– Там разберёмся, – сказал Малышев и озабоченно оглянулся назад. Погони пока не было ни видно, ни слышно, но появиться она могла в любую минуту. – Ты первая. Потом принцесса, принц, и я замыкаю. Пошли.
Как правильно догадалась Аня, они очутились в кабине. Два, похожих на пилотские, кресла напротив широкого, сейчас слепого экрана и нечто вроде диванчика вдоль дальней стены. Руль-штурвал. Две педали. Какие-то непонятные приборы за круглыми стёклами (или материалом, весьма похожим на стекло). Круглые же окна по бокам, весьма напоминающие иллюминаторы. Круглые выпуклые световые плафоны на потолке.
– Какая-то архаика, – сказала Аня, оглядываясь. – Что это вообще?
– Подводная лодка, – сообщил Локоток. Он уже стоял на кресле перед пультом и жал какие-то кнопки. – Музейный экспонат.
Бесшумно закрылся верхний люк, где-то за обшивкой зашумела вода.
– Прекрасно! – воскликнула Аня. – Кто-нибудь здесь умеет управлять подводной лодкой?
– Это просто, – ответил Локоток. – Я научу.
– Минус двадцать шестой уровень, – определил Михаил и поднял глаза к потолку, шевеля губами. – Это около трёхсот метров под водой, так?
Локоток молчал.
– Локоток, это не слишком глубоко? Не хотелось бы…
– Максимальная глубина погружения этой лодки – два с половиной километра, – сообщил Локоток. – По земным мерам длины.
Он закончил манипуляции с пультом и сделал приглашающий жест Михаилу – садись, мол, за штурвал.
– Я? – Разведчик озадаченно почесал в затылке. – Откровенно говоря, с техникой у меня не очень. Я даже машину водить не умею. А тут – подводная лодка, – он посмотрел на жену. – Ань, может, ты? А я Лизку подержу.
– Я тоже не умею водить машину, – сказала Аня.
– Но ты же вроде из другого времени. Это у нас машин почти не было, а у вас…
– Не умею, – вздохнула Аня.
– Ладно, – произнёс Малышев решительно и шагнул к креслу. – Как-нибудь…
– Я умею, – сказал принц.
– Что? – Михаил повернулся и посмотрел на мальчишку.
Тот стоял ровно, свободно и ответил ему прямым серьёзным взглядом.
– Я умею водить технику, – повторил Лойлл. – Меня учили водить глайдер и даже космокатер. Отец и… другие. Тут не должно быть ничего сложного. Штурвал влево – лодка влево. Вправо – вправо. На себя – вверх. От себя – вниз. И две педали. Правая – газ. Левая – тормоз. Так?
– Так, – ответил Локоток. – Садись.
Принц посмотрел на Михаила.
– Садись, садись, – разрешил Малышев. – Ань, ты с Лизой давай сюда, во второе кресло. А мы с принцессой вот здесь, у стены. Да, Ченри? – спросил он, невольно стараясь быть с девочкой поласковее.