– Ах, да, пальцы… – Георгий Михайлович потер переносицу и виновато улыбнулся. – Да ничего особенного, если честно. Это меня самурай один наказал. Патроны кончились, и мы врукопашную пошли. Их офицеришка вытащил свой кривой меч, катана называется, и на меня с криком. Ну, а я с примкнутым штыком был. Схлестнулись мы, а меч-то острый, я и не увидел, как он мне пальчики откромсал. Но штык русский позлей оказался. Он мне пальцы, а я ему сердце. На Халхин-Голе это было. Ладно, спать…
Николай спал и видел во сне своем старца. Тот, огромный и светлый, ласково гладил Колю по голове. «Главное, Коленька, крест не снимай, носи и не снимай, – говорил ему старик. – Не устыдишься ты Господа, и не устыдится Он тебя». Потом они разговаривали, Коля не запомнил о чем, но знал, что обязательно вспомнит, когда придет время. Но хорошо помнилось ощущение тепла и радости. Понял Коля, что бояться он больше никогда и ничего не будет. Кроме Бога…