Отряды зафронтовой заброски

— Сергей Романович, переход немцев к новой коварной тактике подтверждают и задержанные в последнее время вражеские агенты. Большинство из них окончили специальную школу в Польше, расположенную где-то в окрестностях Люблина, — заметил Сидоров. — Недавно я знакомился с такими материалами, о которых вам докладывал. Но точного места ее дислокации мы до сих пор, к сожалению, не знаем.

— Помню, помню, как же не помнить… В связи с этим прошу подготовить мне небольшую обобщенную справку по всем этим материалам. Я имею в виду, — по заявлениям очевидцев, опросам и допросам разоблаченной агентуры…

Хочу посоветоваться с Судоплатовым. Срок — неделя. Хватит?

— Да! Вполне, Сергей Романович.

— Ну, тогда с Богом. Больше задерживать не смею, как говорится, — за работу.

Один из руководителей Наркомата госбезопасности УССР Иван Данилович Сидоров уже несколько дней подряд изучал накопленный фактический материал, связанный с показаниями засланной и разоблаченной гитлеровской агентуры.

Время было напряженным — сутки спрессовывались в один сплошной рабочий день: ранний приход на службу, папки с аналитическими справками, короткое время на обед, и снова за стол с кипой новых бумаг. Часто приходилось возвращаться к заявлениям бдительных граждан. Он внимательно перечитывал страницы отчетов партизанских разведчиков, протоколы допросов пособников врага: агентов, диверсантов, террористов, старост, полицаев и прочих предателей.

Снова и снова он вглядывался в оперативную карту, которая занимала почти всю стену небольшого кабинета, рассматривая десятки условных обозначений и цифр. Будто живые свидетели они рассказывали, откуда и куда была заброшена фашистская агентура, ее конкретные установочные данные и клички. Указывали пути их продвижения, даты и места задержания, документальной оснащенности и диверсионно-шпионской экипировки.

От пунктов высадки лазутчиков тянулись жирные черные нити через линии фронтов далеко на Запад к их разведывательно-диверсионным центрам.

Одна из таких линий упиралась в крупный польский город Люблин, где по предположению полковника и согласно показаниям задержанных агентов должна находиться гитлеровская спецшкола. Однако точного адреса этого шпионско-диверсионного гнезда он тогда не знал. Так вот на конце этой черной линии стоял жирный вопросительный знак. Он словно указывал хозяину кабинета о важной неразрешенной проблеме.

«А чтобы разорить это гнездо, надо знать, кто стоит за этим диверсионно-шпионским центром, что за птенцы там сидят за столами, и какие пакости они готовят войскам, — рассуждал оперативник. — Сейчас главное найти нужных людей, способных решить задачу разведки, а если повезет, то и уничтожения этого фашистского гнезда…»

Ровно через пять дней Иван Данилович предоставил генералу Савченко обобщенную справку. В качестве приложения к ней прикреплялся план агентурно-оперативных мероприятий с предложениями заброски в тыл двух опытных разведчиков в один из омсбоновских партизанских отрядов, действующих в районе Люблина.

На следующий день Сергей Романович снова беседовал с полковником Сидоровым. Генерал сообщил, что Москва, в частности Павел Анатольевич Судоплатов, дает согласие на проведение операции с отправкой в партизанский отряд имени Железняка, действовавший на территории Польши, в Залещанских лесах, двух опытных разведчиков: майора Александра Пантелеймоновича Святогорова и капитана Анатолия Григорьевича Коваленко…

* * *

В кабинете полковника Сидорова было тихо. Оперативному дежурному он приказал найти названных офицеров и направить к нему. Затем Иван Данилович, немного ослабив поясной ремень, портупею и расстегнув верхнюю пуговицу стоячего воротника гимнастерки, поднялся из-за стола. Он тихо подошел к большому окну и открыл одну из створок. Свежий майский воздух, напоенный запахами сирени, хлынул в его небольшой кабинет. Из окна хорошо были видны бело-розовые свечи киевских каштанов, которые по-особому украшали древний город.

Вдруг над высоченными деревьями полились могучие, малиновые звуки сохранившихся киевских колоколов близко расположенной церкви. Они лились со звонницы через отворенное окно и как-то незаметно завладели всем его существом. Наплыли воспоминания далекого детства, когда бабушка водила его в храм на Литургию на Пасху. Звук этих колоколов напоминал угасшие голоса колокольни из детства, разрушенной вместе с храмом в конце двадцатых годов.