Отрицание

каждого пройденного нами дюйма, пока он не открывает дверь, и я захожу внутрь. Он идет следом, задвигая замок на место и нажимая кнопку на стене за нами. Камин на той стороне комнаты загорается

к жизни и в то время, как в комнате холодно, моя кожа нагревается, когда он снова меня трогает, прислоняя к двери и возвышаясь надо мной.

Но к большому моему сожалению, его руки отодвигаются, упираются в стену по обе стороны

от меня, обозначая, что глупый побег не так близок, как я бы хотела. – Прежде чем мы двинемся

дальше, - говорит он, - тебе надо точно понять, во что ты ввязываешься.

- Я говорила тебе в баре. Я не боюсь Подземелья.

- Я говорю о том, кто я и что мною движет. Я не был готов тебе рассказать, что произошло пять

лет назад, но сейчас ты знаешь, что значит тебе надо понять, что это было и что оно означает для меня.

То, что произошло с Кевином и Элизабет, не было автомобильной аварией. Это вообще не был

несчастный случай. Это было убийство. И будь уверена, если я выясню, кто это сделал, я убью их, и

сделаю это без какого-либо раскаяния. Точно также, как я убью любого, кто угрожает тебе без какого-

либо раскаяния. Убедись, что ты можешь с этим жить, потому что я, черт побери, могу. – Он

отталкивается от стены и оставляет меня там стоять, когда исчезает в ванной комнате.

Я делаю вдох, едва способная дышать от силы его эмоций, обрушившихся на меня. Да, он

честно мне выразился, но я уверена, что это вызвано тем же сомнением в нем, что я чувствовала, поднимаясь по лестнице. Он пытается меня напугать, оттолкнуть меня. Но у него не получилось.

Независимо от того, какими жестокими были слова, они настоящие. Он настоящий, волк, не

беспокоящийся о овечьей шкуре, которого я впервые увидела в больнице, и его реальность – часть его

привлекательности. Мне надо это. Я думаю, ему тоже, но возможно ему надо знать, что у меня нет

никаких требований или ожиданий долгой и счастливой жизни, которую я знаю он не может дать мне, и я не уверена, что даже верю в ее существование. В конце концов не для таких людей, как он и я.

Включается душ, и я позволяю себе без колебаний пройти в ванную комнату, где на полу

разбросана его одежда, и он скрыт за каменной стеной душевой кабинки. Я делаю глубокий вдох для

храбрости и раздеваюсь, идя к стеклянной двери. Он стоит ко мне спиной, и у меня открывается

полный вид его татуировки между лопатками, насчитывающая пять черепов, и их смысл потряс меня

до глубины души. Его мать, отец, сестра, Кевин и Элизабет.

Я открываю дверь, и его плечи слегка напрягаются, говоря мне, что он почувствовал меня, но

не поворачивается. Я шагаю к нему и кладу руку на центр его татуировки. – Все, кого ты потерял.

Он разворачивается и прижимает к себе, подальше от брызг воды, отталкивая меня назад, пока

я не ударяюсь об стену. – Да. Все, кого я потерял, и я не собираюсь тебе позволить стать частью этого

круга. Но если ты хочешь выйти, если ты хочешь уйти…

- Я думала, ты сказал, что не позволишь мне уйти.

- Ты хочешь уйти?

Вопрос застает меня врасплох, но я не колеблюсь. - Нет. Не хочу.

- После всего того, что ты сегодня узнала, ты уверена в этом?

- Если ты боишься, что я хочу больше того, что ты можешь дать…

- Я боюсь, что я хочу больше, чем могу или должен просить тебя. Но кажется, я не в состоянии

себя остановить. – Его взгляд опускается вниз, горячая ласка по моему обнажённому телу, которую

чувствую во всех местах, где бы я хотела, чтобы он трогал меня.

Я тянусь к нему, а он захватывает мою руку. – Когда я сказал, что мне нравятся немного

непристойные вещи, это была неправда. Мне нравятся очень непристойные вещи.

Мой пульс бешено ускоряется от обещания темных сексуальных штучек, которые я хочу узнать

с этим мужчиной. – Покажи мне, - говорю я.

- Мне надо знать, что не напугаю тебя.

Я закрываю глаза, холодное место в моей груди расширяется, я не ожидала удара от понимания.

– Ты думаешь, т.к. он связал меня, значит я боюсь твою версию непристойности? К черту, Кейден, я

говорила тебе. Если ты сдерживаешься и относишься ко мне, как к увядающему цветку, он

выигрывает.

- Дорогая, это, когда мы разговариваем и не трахаемся. Я предупреждаю, что не собираюсь

сдерживаться. Я не сдержусь. Если ты ответишь да, на то, что я прошу, я полностью воспользуюсь

тем, что оно значит.

- Да, - говорю я, звук перехватывает дыхание, мои колени слабеют, а соски сжимаются. – Мой

ответ – да.

Его глаза темнеют, мышца на челюсти сжимается, и я почти могу почувствовать, как он

удерживает себя, сдерживает, ненавижу это. Очень сильно ненавижу. Я сжимаю свою руку у него на

груди, влажные светло-коричневые волосы дразнят мои пальцы. – Я – не его пленница. Я не буду ее, и ты меня ею не сделаешь. Поэтому позволь я повторю свой ответ. Да.

Его глаза блестят, и он поворачивает меня лицом к стене, как поворачивал меня лицом к

изголовью кровати прошлой ночью, и я знаю, он проверяет меня, толкает меня. – Ты уверена в этом?

– требует он, его эрекция упирается мне в бедро, его рука прижимается к моей груди и грубо ее

сжимает, эротично.

- Да, - говорю я на одном дыхании. – Да.