Я ударяюсь об стену, когда он сдерживает дыхание, чтобы не дотронуться до меня, и это
ужасает меня, как сильно я хочу, чтобы он дотронулся до меня, как сильно я хочу героя, и во мне
вскипает гнев от моей слабости. – Если ты боялся, что я снова убегаю, - набрасываюсь я, - здесь не
было куда идти.
- Ты думала об этом?
- Ты не дал мне время ни о чем подумать.
- Ты не сказала, что тебе надо подумать. Ты сказала, что хочешь поговорить со мной. Поэтому
пошли внутрь, где тепло и поговорим.
- Мне нравится холод, - я заявляю, бросаясь от него в открытое пространство, и только когда
между нами остается несколько безопасных шагов, я поворачиваюсь к нему лицом, как и он ко мне.
- Прошлой ночью он тебе не нравился.
- Мне нравится он сейчас, - говорю я. – Мне он очень нравится. Он настоящий, когда не так
много настоящего есть.
Его глаза вспыхивают. – Почему я знаю, что это обо мне?
- Это обо всем, включая тебя. Это о тебе, чувствуя тебя знакомым, когда ты говоришь, что мы
не знакомы. И я верю, что я – Элла, но меня нет в паспортной системе. Сейчас я –
ненастоящая, однако она – это я.
- Имя не характеризует тебя. Мы говорили об этом.
- Имя – это часть личности, которую я потеряла. Кто-то просто стер мои отпечатки, и я исчезла.
– С моих губ вырывается смех, злой, почти истерический. – Возможно, это была я. Как это жестоко, когда я бы что-нибудь сделала, чтобы вернуть себя назад прямо сейчас? Итак, видишь, мне нужен
холод. Дождь. Мне нужны вещи, которые подаются определению. Которые настоящие.
Его глаза вспыхивают, и до того, как я поняла, что он двигается, я врезаюсь ему в грудь, пальцы
одной руки запутаны в моих волосах, другая рука прижимает меня к нему. – Как это, по-настоящему?
– шепчет он, его рот требует мой, его язык проскальзывает мимо моих зуб в глубоком ударе, который
я чувствую каждой своей частью тела. С моих губ вырывается стон, и в этот момент я и ненавижу его, и страстно желаю его. Он тоже это знает, углубляя поцелуй, его язык делает медленный
соблазнительный танец с моим языком. Я хочу бороться. Я хочу его оттолкнуть, и чем больше я не
могу, тем злее я становлюсь. Он просто продолжает меня злить. Продолжая ласкать меня своим
соблазнительным языком, продолжая заставлять меня хотеть большего. И когда он отрывает свой рот
от моего, он мягко заявляет: - Это было настоящим. Я настоящий. И ты не одна.
- Пока я не вернусь. Маттео только что дал тебе свободу.
Он наклоняет меня к перекладине, одна рука сжимается на моей голове, его нога устраивается
между моими. – И ты думаешь, что это значит?
- Я… Ты уходишь.
- Я уходил до той минуты, когда ты открыла свои глаза и посмотрела на меня в том переулке; я
просто еще не знал это. Поэтому, если ты думаешь, что это сделал я с тобой, дорогая, ты ошибаешься.
Я едва начал.
Неожиданно, но он
правильными. Это также означает, что я должна довериться своим инстинктам по поводу той коробки
и того пистолета. – Мне надо залечь на дно. Если ты можешь занять мне деньги…
- Нет. Ты остаешься со мной. Я защищу тебя.
- А кто собирается защищать тебя?
- Дорогая, у меня девять жизней, и я только использовал четыре. – Он соединяет наши пальцы.
– Пошли со мной – Он начинает идти.
Я упираюсь своими каблуками. – Нет. Нет. Остановись. Пожалуйста.
Он поворачивается ко мне, его руки обхватывают мои. – Ты дрожишь. Пошли внутрь.
Он прав. Я дрожу. – Не потому что я замерзла. Я не могу здесь оставаться. Есть вещи…
- Ты можешь, и ты остаешься. Тема закрыта.
Команда в его голосе ударяет по нерву в какой-то глубокой темной части меня, и мне это не
нравится. – Ты защищаешь меня или держишь заложницей?
Его глаза сжимаются, в их глубинах желтые крапинки тепла. – Я не тот человек, который
причинил тебе боль. Я тот, кто, черт возьми, держит тебя живой, а я не могу это делать, если ты не со
мной.
- Ты не понимаешь.
-
можешь преодолеть страх, что я – это он. Я – не он.
Я сгребаю его рубашку. – Я знаю, что ты - не он, - шиплю я. – Вот что я пыталась тебе
рассказать, а ты не слушал. – Я отпускаю его рубашку и пытаюсь снова убежать.
Он до сих пор не позволяет это сделать, его руки держат мои бедра, его ноги приковали мои. –
Кто он? – он говорит, его тон жесткий.
- Я до сих пор не помню.
- Но ты вдруг знаешь, что я – не он.
- Я никогда не думала, что он был тобой.
- Чушь.
Адреналин гудит во мне до такой степени, что я даже не пытаюсь сдержать свой гнев. – Чушь, Кейден. Ты до сих пор не слушаешь. ты нападаешь. Итак, услышь это. Мне надо уйти. Если ты до сих
не понял: мне
Его пальцы обхватывают мои запястья, удерживая меня так, как я не понимаю, его тон - мягкая
ласка, которая до сих пор сильнее, что я чувствую, когда он обещает: - Сейчас я слушаю. Поговори со
мной.