Отрицание

Ночь выдалась ясная, но сильный ветер сдувал с крыш хлопья снега, и те ранящими иглами впивались в лицо. Дик прошел главную улицу с начала и до конца в надежде хоть краешком глаза еще раз увидеть Мойлиту или найти подсказку, где она теперь. Улица была безлюдной и темной, лишь лоскутки света теплились в окошках под резными скатами крыш. Капрал развернулся и неспешно побрел назад. Ноги привели его к крыльцу Городского собрания. Меж тонких деревянных планок завешенных ставнями окон сочился свет. Не задумываясь о последствиях, Дик поднялся ко входу и открыл дверь. Три необъятных люстры заливали коридор ослепительным сиянием. Стояла неимоверная жара от массивных батарей вдоль стен. В дальнем конце зала, напротив входа, располагались две большие деревянные двери со вставками из стекла, украшенные причудливой резьбой в форме листьев и завитков. Перед ними стоял незнакомый капрал в форме пограничного патруля.

– Вы по какому вопросу, констебль?

– Я ищу Мойлиту Кейн, капрал, – простодушно ответил Дик.

– Кто такая? Вы где служите?

– Команда Кей, кэп.

– Никогда раньше вас не встречал. Здесь нет людей, с которыми вы уполномочены видеться. Только бюргеры. Возвращайтесь в казарму, или я доложу о нарушении устава.

– Тогда я хочу встретиться с бюргерами, – ответил Дик. – Меня вызвал Клерк Трейдан.

– Все бюргеры на заседании и никого не ждут. Назовите мне свое имя и личный номер, констебль.

Дик остановился, отрезвленный превосходством, с каким говорил дежурный. В полевых условиях между ними не было бы особой разницы, но капрал носил на рукаве дипломатическую нашивку, наделявшую его особыми полномочиями. Дик, хотя его и одолевало нестерпимое беспокойство о судьбе Мойлиты, предпочел с ним не связываться – не было смысла терять время на человека, который, вероятнее всего, даже не в курсе дела.

Он ретировался на морозную негостеприимную улицу, мысленно отгородившись от криков капрала, доносившихся вслед. Дыхание перехватывало в порывах ветра. Дежурный не последовал за ним, и, когда захлопнулись двери, его крик так же смолк. То и дело поскальзываясь на мерзлой земле, Дик решил свернуть за угол.

Он оказался на небольшой площади. Днем сюда обычно стекалась толпа, и местные фермеры, спустившись с холмов, обращались с прошениями к бюргерам. До начала войны здесь был местный рынок, продавали животных и овощи. На площади располагались подобия стойл, где держали на привязи скот, пока выслушивались ходатайства. Дик перелез через пару железных перегородок и притаился – погони не было.

Беглец поднял взгляд на ближайшие окна, – там, он знал, находился зал для собраний. Взобравшись на железную перегородку загона и мелко переступая ногами, Дик двигался вперед, пока не коснулся руками края заиндевелой кирпичной кладки. Ухватившись руками за выступы, подтянулся и заглянул внутрь. Снаружи окно прикрывали деревянные ставни со щелями меж плоских досок, за ними располагались другие, поменьше, устроенные по принципу жалюзи, сквозь которые просматривался лишь узенький пятачок потолка, украшенного богатой лепниной и расписанного религиозными сценами в мягких пастельных тонах.

Изнутри доносились приглушенные голоса, и после нескольких неудачных попыток подсмотреть, что творится внутри, Дику удалось приоткрыть один ставень. Прильнув ухом к заиндевелому стеклу, он прислушался.

И тут же узнал ее голос, голос Мойлиты. Она говорила с поспешной горячностью, чуть не крича от злости, а может быть, страха. Какой-то мужчина ей что-то сказал, и писательница воскликнула: «Вам же известно, что сенсорный газ вовсю используется на границе! Почему вы не признаетесь?» С нею заспорило несколько голосов, и она вновь повысила тон. Мужчина добавил: «…Мы выяснили, кто ваши сообщники!» Мойлита ответила: «Солдаты имеют право знать! Их сводят с ума! Вы прекрасно знаете, что это незаконно! Они же простые мальчишки, едва закончили школу!» Поднялась суматоха, послышалась пара глухих ударов, что-то с грохотом рухнуло на деревянный пол. Мойлита взвизгнула.

И тут Дика настиг капрал с дипломатической нашивкой на рукаве.

Чувствуя, что его стаскивают со спасительного подоконника, Дик сопротивлялся, но быстро рухнул в сугроб под окном. Капрал поволок пленника в мерзлую сторожку при входе в ратушу, где опять избил. На этот раз, скрытый от посторонних глаз, бил он нещадно и ловко. Позднее явились два взводных и тоже на нем хорошенько поупражнялись.

Небо заволокло тучами, поднялся ветер, предвестник метели. Когда Дика выволокли на улицу и потащили в казарму, бушевал настоящий буран. Он бросал в лицо хлопья снега, предвещая неистовую бурю на целую ночь, которая завалит дома и столбы, наметет сугробы до самых окон.

Безутешный, побитый, больной, Дик пролежал в своей комнате взаперти, всю ночь и весь следующий день. Тело ломило: живот, голова, ноги, грудь. Его не кормили, хотя попить пару раз принесли. Отопление выключили, а когда он попытался найти утешение в многочисленных книгах, которыми была завалена его комната, внезапно погасили свет.