Отрицательное поведение потерпевшего и Уголовный закон

Так, С. Шейфер в своих работах указывает на «нематериальную, абстрактную жертву (общество, особенно его экономику, или государство)»[53]. Широкая трактовка данного термина позволяет в последующем детализировать объекты исследования, классифицировать их, а затем создавать типологический портрет жертв различных преступлений.

Выделение в качестве жертвы преступления абстрактной общности людей приводит, на наш взгляд, к смешению понятия «жертва» и предмета виктимологического изучения и мало что дает виктимологии.

Совершенно правы Д. В. Ривман и В. С. Устинов, утверждающие, что ««общность людей в любой форме их интеграции» как объект виктимологической профилактики просто нереальна, поскольку в этом случае в качестве жертвы можно рассматривать все что угодно, в том числе и общество в целом»[54].

Существует и другая позиция, согласно которой вред жертве причиняется преступлением как непосредственно, так и опосредованно; он может также не причиняться, но угроза его причинения должна иметь место[55].

Полагаем, что еще не скоро виктимология придет к четкому, логически обоснованному определению жертвы преступления, как и не скоро появятся действительно реальные основания для разграничения данного понятия и понятия «потерпевшего». Между тем хотелось бы внести в данный процесс свой вклад.

Понятия «жертва» и «потерпевший» очень близки друг другу, однако жертвой, на наш взгляд, может признаваться не только тот, чья виктимность реализована в преступлении, а каждый, кто ею обладает. Если виктимологическое понятие потерпевшего связывается с уже реализованной виктимностью, то в понятие «жертвы преступления» могут подпадать даже лица, индивидуальная виктимность которых не реализована.

Но что представляет собой индивидуальная виктимность? К сожалению, данное понятие еще не получило в науке однозначного толкования.

В частности, Л. В. Франк рассматривал виктимность как способность становиться мишенью для преступных посягательств[56], как потенциальную и реализованную повышенную способность стать жертвой преступного посягательства при условии, что объективно этого можно было избежать[57]. Каждый человек, по мнению автора, может и способен быть жертвой преступления, но лишь тот, кто имеет к этому повышенную способность, виктимен.

На наш взгляд, в вышеприведенном определении понятие «виктимность» необоснованно сводится к его волевому (или поведенческому) аспекту, а именно к объективной возможности избежать преступного посягательства. В таком случае надо признать, что человек, находящийся в беспомощном положении и не имеющий возможности оказать сопротивление, невиктимен.

На волевой момент указывает также используемый автором термин «способность», трактуемый как «умение, а также возможность производить какие-либо действия»[58].

В. И. Полубинский определяет виктимность как «свойство данного человека, обусловленное его социальными, психологическими или биофизическими качествами (либо их совокупностью), способствующее в определенной жизненной ситуации формированию условий, при которых возникает возможность причинения вреда ему противоправными действиями»[59].

В. Я. Рыбальская также видит в виктимности «личную характеристику, означающую повышенную способность, известную предрасположенность человека стать жертвой преступного посягательства»[60].

Названные авторы, на наш взгляд, связывают виктимность исключительно с субъективными качествами индивида и игнорируют детерминационную роль жизненной ситуации, в которой личная предрасположенность реализуется. Как справедливо отметила В. С. Минская, «совокупность качеств, характеризующих жертву, способствует ее виктимизации лишь при взаимодействии с другой совокупностью личностных свойств, характеризующих преступника, причем при наличии определенных объективных обстоятельств»[61].

Игнорирование данных обстоятельств приводит некоторых авторов к признанию существования «прирожденных» жертв преступления. Так, немецкий ученый Ф. Экснер утверждает, что «во многих преступлениях жертва, черты ее характера, ее телосложение играют решающую роль в зарождении преступной ситуации»[62]. Развивает эту мысль Ганс фон Гентинг: «Жертва преступления во многих случаях вводит в искушение преступника. Если мы считаем, что есть прирожденные преступники, есть и прирожденные потерпевшие»[63]. Данную позицию нельзя признать верной, поскольку она сводит индивидуальную виктимность к некоей фатальности, неизбежности причинения вреда преступлением.