«Отрицательные стороны прежнего институтского воспитания с культивированным пренебрежением ко всякому черному труду»

Пос[елок] Таналыцкий оставил по себе неизгладимое впечатление у всех, имевших несчастье там останавливаться. Непомерные цены, установленные поселковым сходом во время нахождения здесь Института, свидетельствовали о весьма крупных аппетитах местных граждан. Плата по одному рублю с человека за самовар (за кипяток) и столько же за варку пищи обращали таналыкское гостеприимство в деяние очень нелестное по названию. За то, что воспитанницы пили два раза чай и однажды ели горячее, хотя бы приготовленное своими трудами, приходилось уплачивать, смотря по числу квартирантов (от 4 до 15 человек), от 12 до 45 рублей в сутки, не считая непомерной платы за припасы, которые приходилось прикупать ввиду недостаточного отпуска провизии с этапного пункта. Так, например, за крынку молока от 1 р[убля] до 2 р[ублей], за 1 ф[унт] хлеба^{6} от 1 р[убля] 50 коп. до 3 рублей и т. д. Особенно непримиримую позицию по отношению к Институту и его воспитанницам с первого же дня приезда Института в Таналык занял поселковый атаман, под влиянием которого, как думается, некоторые таналыкские жители обнаружили нескрываемое враждебное отношение к воспитанницам. Так напр[имер], этот атаман брал на себя смелость отменять распоряжения этапного коменданта и по каким-то, ему одному известным соображениям, сгонял с занятых удобных квартир воспитанниц, отводя квартиры неудобные. По его же распоряжению, или, вернее, совету, было учинено 15 февраля проходившим эшелоном казаков дикое самоуправство, стоившее многим воспитанницам горьких слез, вызванных тяжкой обидой или испугом. На указанное 15 февраля было назначено Институту комендантом этапа 45 подвод. Часов около 8 утра, когда все уже подводы были нагружены вещами, и воспитанницы по своим дворам рассаживались на подводы, думая тронуться в путь, по Таналыку рассыпались партии проезжающих казаков, стали грубо сгонять с подвод воспитанниц, сбрасывать их багаж или, попросту опрокидывать сани, забирали освободившиеся подводы и немедленно уезжали. Только около 20 подвод удалось отстоять от неожиданного нападения станичников и отправить их на следующий этап, в пос[елок] Орловский. В объяснение своего самоуправства станичники, отбиравшие подводы, ссылались на распоряжение поселкового атамана.

При отъезде из Таналыка эконому, расплачивавшемуся за постой воспитанниц, предъявлены были некоторыми хозяйками такие счета или требования, которые поражали своей несуразностью. Так, напр[имер], за нечаянно разбитую глиняную тарелку, стоившую раньше в лучшем случае 10 коп., пришлось заплатить (за счет воспитанницы) 10 руб., за желтое пятно, сделанное на старой клеенке неосторожно поставленным горячим горшком, уплачено 60 рублей. Когда эконом, уплатив деньги, хотел оставить клеенку (2 арш[ина] длины^{7}, по прежним ценам 1 р[убль] 25 коп. — 1 р[убль] 50 коп. за арш[ин]) в пользу Института, станичница (Александра Токмачева) без всякого стыда и совести резко потребовала за клеенку 800 рублей.

В пос[елке] Орловском квартир для размещения Института не оказалось, почему пришлось выехать в пос[елок] Зубочистенский, где станичники татары оказались не лучше таналыкских и, прослышав о таналыкских ценах, уже как бы на законном основании требовали за все втридорога. Поэтому каждая невольная остановка по этапам на несколько дней, происходившая по причинам, от Института не зависящим, стоила ему громадных денег.

Пробыв в пос[елке] Ново-Зубочистенском, при всех тяжелых условиях, около недели и не видя никакой возможности оттуда выбраться для дальнейшего следования, администрация Института решила во что бы то ни стало снова переехать в пос[елок] Орловский и там ждать у моря погоды. Кое-как добравшись по частям до поселка Орловского в течение двух дней (частью на лошадях, а большею частью пешком) и с величайшим трудом и неудобствами разместившись в немногих квартирах, Институт стал было ожидать своей очереди. Ждать пришлось недолго. Последними приехавшие из Зубочистенки, 25 февраля к вечеру, Директор с экономом, задержавшиеся там для расплаты с квартирохозяевами, застали в Орловке уже большой костер от сжигаемого казенного имущества. Нужно было во что бы то ни стало спешить с отъездом, а между тем этапных подвод не было. Положение становилось критическим. Однако выход, хотя и очень неудобный и рискованный, нашелся, благодаря любезности начальника воинских транспортов (4 казачьей дивизии и полков, кажется, 32 и 19)^{8}, разместивших в свои обозы по одной воспитаннице на подводу.