Отрочество 2

Прервав чтение, Посников снял пенсне и помассировал переносицу, собираясь с мыслями. Растёт мальчишка… ещё полгода назад он не задумываясь бы, опубликовал письмо против Гурко, добившись немалого общественного резонанса. Немалого, но вряд ли достаточного!

– Растёт, – хмыкнул он, – уже понимает, что такое политическая кооперация и отсроченный удар.

«– … Вся его щеголеватая авантажность смотрится средь вооружившихся фермеров совершенно попугайски, раздражая одних и вызывая недоумение у других. Безукоризненно вежливый, любезный и опрятный, он вольно или невольно противопоставляет себя бурскому сообществу, будто поучая, как надо себя вести.

Особо нужно отметить, что подполковник Гурко, неизменно предупредительный по отношению к людям своего круга, весьма небрежно относится к нижестоящим. Вежливый с рядовыми бурами, держится с ними он отстранённо, множеством мелочей подчёркивая своё превосходство.

Неискушённые светской жизнью, буры не принимают это за оскорбление, но в свою очередь относятся к нему отчуждённо, перенося это отношение и на Российскую Империю…»

– Очаровательно, – улыбнулся Александр Сергеевич акульей улыбкой. Гурко, как одного из ярких представителей монархистов, он недолюбливал особо. А тут такая прелесть…

Он хоть и перестал быть редактором «Русских Ведомостей», но влияние, и немалое у него осталось. Письмо Егора – серьёзнейший козырь для московских либеральных кругов! И серьёзная же заявка на вхождение в пул репортёров, способных значимо повлиять на общество. Были значимые статьи и до того, но мастерство репортёра заключается не только в написании статей, способных выстрелить в нужное время в нужном месте, но и в таких вот подковёрных играх!

Мысли перескочили с Егора на собственное настоящее, которое – в том числе и благодаря мальчику, выглядит весьма многообещающе. Ведутся переговоры о деканстве Посникова в петербургском Политехническом институте, и на кафедру экономического отделения можно будет придти в блеске славы. Лекции политической экономии будут собирать аншлаги!

«… - Гурко весьма прохладен по отношению к соотечественникам низкого происхождения, пробиться к нему на приём, не будучи хотя бы разночинцем, русскому подданному в Африке достаточно проблематично. Да и добившись приёма, можно увидеть только вежливое выражение скуки на лице, да иногда – формальные заверения в содействии.

К подданным Российской Империи, приехавшим в Африку прежде всего ради честной работы и достойных заработков, Василий Иосифович относится с заведомым предубеждением, подозревая во всех смертных грехах…»

– С фактиками?! – восхитился Посников, перебирая добрый десяток листков, на которых были запечатлены случаи, да непременно с датами, именами и фамилиям.

– О, как мило… – зубасто умилился он приписке, что реальных случаев много больше, но своё согласие на обнародование персональных данных дали преимущественно те российские подданные, которые не имеют планов по возвращению в Российскую Империю, – И добрая треть решила не возвращаться после разговора с представителем Империи? Мило, мило… Всколыхнуло, так сказать… Грёзы о родных нивах споткнулись о золотопогонную действительность в лице военного агента Гурко.

«… - Опираясь на собственный опыт, могу заверить в совершеннейшей правдивости этих историй, и если и есть какие-то расхождения реальностью, то как правило, это фактор человеческой памяти. Расспрашивал я пристрастно и дотошно, в чём могу ручаться.

Обратившись к нему за помощью, пытаясь хотя бы узнать о судьбе попавшего в английский плен Михаила Ильича Пономарёнка, был крайне обескуражен. Василий Иосифович принял меня, будучи слегка выбрит и до синевы пьян, хотя и пытался держаться молодцом, почти твёрдо держась на ногах и обдавая парами мускатного ореха. Выразив самое формальное сочувствие, он не предпринял ни малейшей попытки оказать помощь ни делом, ни даже дельным советом…»

– Одна-ако… – удивился Александр Сергеевич, – о попадании в плен Понамарёнка я знал, равно как и об освобождении, но Василий Иосифович подал эту новость чуть ли не как личную заслугу!

Не доверяя свой памяти, он поднял документацию, и с некоторым разочарованием констатировал, что доклады Гурко, отрывки из которых иногда попадали в редакции, достаточно обтекаемы. Прямо о спасении Пономарёнка из плена не говорится, но сама подача данных как бы намекает на участие военного агента в этой операции, как минимум о дипломатической и организационной помощи. А тут такое!

– Придержал, значит? Охо-хо! Аукнется, – посулил он злорадно, – ох и аукнется! Государь, возможно, и простит, а вот общество – нет! Будь это хоть кто иной, можно было бы и замять, но мальчишка, ставший кумиром подростков доброй половины цивилизованного мира, случай резонансный.

– Василий Иосифович, Василий Иосифович… – покачал он головой, не скрывая лёгкого злорадства, – Не думал, что мальчишка так прославится? Или что? Неглупый ведь человек, а поди ты… Впрочем…