Отрочество 2

Те отвечают важно и немногословно, роняя слова о захворавшей кобыле или служанке, которая – дура черномазая, рожать удумала не ко времени!

Атмосфера вполне уютная, и даже Товия с Самуилом потихонечку теряют напряжение. Забавно, но именно два жида чувствуют себя не в своей тарелке, будучи в гостях у единоплеменника. Хозяева ласковы с ними, но отсутствие привычки к какой-никакой, а светскости, играет свою роль.

Нам с Санькой не привыкать, Котяра… шулер, он и есть шулер, учён на славу на всякие случаи, при нужде и за дворянина сойдёт без всякой фальши. Беспокоился было за Мишку, но нет – путается несколько в столовых приборах, но ни капли не теряется, и ведёт себя вполне непринуждённого, притом без подражательства, а…

«– На своей волне» – как и буры. Чем-то неуловимы похожи, и похожи сильно. Не манерами, а какой-то внутренней сутью. Но они деревенщины, а Мишка, несмотря на нехватку светскости, ощущается с хозяевами на равных.

Н-да… вспоминаю, што ведь ничегошеньки не знаю о Мишкиной семье! Сам говорить не хочет, а добытые через чужих людей слухи малоинформативны. Некоторые общины староверов весьма закрыты, и его семья как раз их таких. Но явно непростые.

Или портняжная мастерская привычку к общению дала? Всякий ведь народ ходит, в последнее время чины из немаленьких захаживают, да степенства купеческие – не из первой пока сотни, но и не охотнорядцы в замызганных поддёвках!

После завтрака буры распрощались и ушли, на ходу ковыряя в зубах.

– Алмазная шахта, – негромко сказал Шмуэль, уловив немой вопрос, – и богатая… но сам видишь.

Хмыкнув, кивнул с пониманием – вести дела с такими людьми тяжко, тот самый случай, когда уничижение паче гордыни. Весь их быт, сама государственность – нелепость полудикарская. Впрочем, британцев я ни разу не оправдываю.

Кстати…

– Херр Шмуэль, вы не поможете снять нам дом? Мы бесконечно благодарны за ваше гостеприимство, но понимаем, что оно не может продолжаться вечно.

– Пустяки, – благодушно отмахнулся тот, раскуривая сигару, – или…

Он остро посмотрел на меня.

– … есть какие-то иные причины?

– Я репортёр, и не все мои статьи будут пропитаны благожелательным отношением к бурам и бурской верхушке. А при здешней патриархальности нравов, оказывая мне гостеприимство, под ударом оказываетесь и вы.

– Понимаю ваш резон, – кивнул он, – но можете о том не беспокоиться. Я… хм, имею свои интересы в этой ситуации. И к слову, не думайте, что вы мне что-либо должны за гостеприимство, помимо элементарного уважения к хозяину. Просто… хм, не удивляйтесь, если я буду вовлекать вас в свои… хм, комбинации.

Не спешу соглашаться, и молчание повисло между нами. Пауза затянулась, и Шмуэль нарушил её первым.

– Ладно, ладно, молодой человек! – он перешёл с английского на идиш, и в голосе его прозвучало веселье, – Обещаю, что комбинации эти не пойдут во вред вам и вашим братьям и друзьям. Также обещаю, что буду по мере возможности разъяснять ситуацию.

– Договорились, херр Маркс.

Приказав работникам нашего хозяина оседлать лошадей, мы переоделись, вооружились, и всей компанией отправились на стрельбище в паре миль от города. Пусть мы и не собираемся участвовать в войне, но поддавшись всеобщему милитаристскому ажиотажу, ходим везде, увешанные оружием так, будто собираемся не иначе как сейчас вступать в бой с британцами.

Местные лошадки неказистые и норовистые, но выносливые и отменно сообразительные. Мы с Санькой, как бывшие подпаски, легко нашли с ними общий язык, а вот остальные, несмотря на наши подсказки, на кавалеристов похожи только издали.

– Тиш-ше, тиш-ше, – Зашептал Котяра, поглаживая взбрыкнувшую было кобылку, – ну вот, на…

Та охотно схрумкала предложенный корнеплод, кося на него хитрым взглядом, и… вот ей-ей! Ручаться не могу, но очень похоже, што умная животина нарошно иногда капризничает, прося ласки и лакомств.

На стрельбище, представляющем собой унылое вытоптанное поле с мишенями, поделённое на сектора, с полсотни стрелков. Между ними снуют кафры – как личные, так и служащие при полигоне. Принести патроны или прохладительные напитки, сбегать куда-то с поручением и Бог весть, што ещё.

Обменявшись приветствиями со встреченными знакомцами, и выслушав в ответ пожелания всех благ на африкаанс, немецком и голландском, расположились в своём секторе. Дальше – скушная для меня отработка стрельбы. Лёжа, сидя, с колена, стоя, навскидку, в падении… На последнее буры косятся несколько пренебрежительно, но не высказывают своё несомненно ценное мнение. А некоторые так и вовсе – хмурятся задумчиво, и видно – на себя примеряют.

Успехи у нас… ну, разные.

Из револьвера лучше всех Санька стреляет. Тридцать вторым калибром бахает, как пальцем тыкает, даже и не целясь. Из ружья на коротких дистанциях тоже недурно, а вот на дальние – чуйки нет, понимания.

Мишка, тот наоборот – из ружья стреляет, как не всякий бур, а из револьвера – в стену сарая с десяти метров попадёт. Ежели навскидку и в движении, канешно – так-то, стоя целясь, любой балбес сумеет.