Отродье Идола

Арвин закрыл глаза. Его сердце клонило чаши весы в одну сторону, его голова — в другую Логика сражалась с эмоциями. Он не был уверен, кто выйдет победителем — человеческая страсть, пылавшая в нём, когда он думал про Кэррелл и их детей, или простая холодная логика змеи, обернувшейся вокруг его фамильного древа.

Ясно было одно: Арвин должен узнать, где расположена дверь. Единственным способом сделать это было заснуть, видеть сны и надеяться, что в одном из кошмаров может содержаться послание от Ссета. Он был так взвинчен разговором с Тс'икил, что не мог усидеть на месте. Будет практически невозможно просто взять и заснуть. Арвин вспомнил человекопса с его способностью заставлять людей потерять сознание и резко остановился.

- Ты так можешь? - спросил он Тс'икил. - Усыпить меня с помощью магии?

Куатль грустно улыбнулась ему.

- Могу, но твой сон будет глубоким и без сновидений.

Арвин застыл.

- Я кое-что сейчас понял. Если Дметрио-семя использует оссру...

Тс'икил казалась мрачной.

- Он быстрее уснёт, и его сновидения будут ярче твоих.

- Подозреваю, оссры у тебя с собой не найдётся? - спросил Арвин.

Куатль покачала головой.

- Я не подготовилась. В отличие от тебя, я не псион.

Это заставило Арвина замолчать. Тс'икил использовала правильное слово — большинство людей называли его «магом разума» — но совершила распространённую ошибку. Не все псионы могли видеть будущее. Лишь иногда Арвин воспринимал отдельные проблески. От Танджу он узнал, как выбирать лучший из двух возможных вариантов — как получить псионический намёк на ближайшее будущее, события, которые произойдут всего через пару мгновений.

Но Тс'икил напомнила ему об одной вещи — его медитациях. С помощью медитации он мог успокоить свой разум и погрузить его в состояние между сном и бодрствованием. Он мог слушать свои сны, и возможно, даже искать те, которые посылал Ссет.

- Знаешь, - сказал он вслух. - Это может и сработать.

Ничего не объясняя — куатль могла продолжать читать его мысли, если хотела знать, чем он занят — Арвин опустился на живот. Камень был грубым и таким горячим, что казалось, будто он прожжёт ткань его штанов, но Арвин не стал обращать на это внимания. Он привык медитировать даже в худших условиях и давно научился отсекать такие тривиальные неудобства. Он принял бхуджангасану, запрокинув назад голову и верхнюю часть туловища, как вздыбившаяся кобра. В крохотном уголке своего разума Арвин улыбнулся. Неудивительно, что он предпочитал эту асану позе со скрещёнными ногами, которую использовала для медитаций мать. В его жилах текла змеиная кровь.

И он собирался узнать, хватит ли этого, чтобы услышать то, что хотел сказать Ссет.

Арвин погрузился глубоко. Глубже, чем в обычных медитациях, даже глубже, чем тогда, когда следовал инструкциям Танджу в заброшенных каменоломнях. Как и тогда, он видел свой разум в качестве сложной сети мыслей и воспоминаний. Но сейчас он как будто рассматривал нити этой сети сквозь увеличительное стекло. Он видел не только узлы, вплетённые в каждую верёвку, но и волокна отдельных мыслей, из которых состоял каждый шнур. Некоторые были бледно-желтыми, неравномерно покрытыми чёрными пятнами; змеи толщиной с волосок, с немигающими глазами и мелькающими языками. Хотя он вспомнил о щупальцах, которые выпускало семя разума Зелии, вид этих змей не вызвал никаких отрицательных эмоций. Они были наследием крови его отца. Судя по треугольной форме головы, предки Салима в змеиной форме становились питонами.

По тонким змеиным телам проходили вздутия, как мыши по змеиному желудку; отдельные мысли, текущие в разуме Арвина. Он замедлил их с помощью глубокого, ровного дыхания, ещё больше успокаивая разум. Он смутно осознавал, что его тело погружается в похожее на сон состояние. Дыхание и удары сердца замедлились, и несмотря на сильную жару, тело немного остыло. Но руки оставались твёрдыми, поддерживая асану.

Во тьме за закрытыми веками начали собираться похожие на сны образы. Мимо проплывали фрагменты воспоминаний. Лицо Кэррелл и её голос, слово «поцелуй» на её языке: тсу. Склад и мастерская, которые Арвину пришлось оставить год назад, после того, как добровольческий отряд нашёл заражённое чумой тело погибшего там культиста. И более давние воспоминания. О том дне, когда он узнал, что Ноулг сбежал из приюта, и о грусти, которую испытал из-за того, что друг с ним не попрощался. О лице матери и том дне, когда она отправилась на свою последнюю работу в качестве проводника, и крепких объятиях, в которые заключила Арвина после того, как повесила ему на шею кулон с кристаллом.

Он едва чувствовал своё тело, слезу, бегущую по щеке. На жаре слеза быстро испарилась.