— Девочки, вы обе по-своему правы — это действительно не Первый канал, каким мы его знаем и кое-кто там совершенно точно подвергся зомбированию…
— Да, все там под чьим-то влиянием! — подхватила Гита, — иначе как они согласились делать этот шлак!
— Гита, дорогая моя, ты не представляешь, на что способны деньги и страх потерять известность. Все люди, которых мы видели — вполне отдают себе отчёт в том, что делают и работают по собственной воле. Не факт, что им нравится конечный результат, но кого интересует, их мнение? — Прад приосанился, — итак, Ганталиант — высший руководитель телеканала. Тут без вариантов. Во-первых, он имеет власть, чтобы в одночасье поставить всё с ног на голову, во-вторых обладает достаточным авторитетом, чтобы их за эти месяцы не прикрыли, а в третьих… Впрочем хватит и первых двух.
Коллеги вновь задумались.
Арина решила пошутить:
— Оправдывая свой статус дуры, задам очевидный вопрос: "и что нам теперь делать?".
Все усмехнулись.
— А что тут можно сделать? — почесал небритую щёку Капитан, — поедем в Останкино и надерём ему задницу!
5
Их комфортабельный микроавтобус полз по московским пробкам, со скоростью земляного червя. Гита, севшая за руль, поздно спохватилась и не закрыла окно, когда рядом газанул облепленный грязью Камаз, так что теперь у всех слезились глаза от сизого выхлопного дыма. Они раз сто выезжали точно так же на задания, до середины пути молчали, думая каждый о своём, или наоборот дружно смеялись, вспоминая забавные эпизоды с прошлых миссий. Вадим писал на крошечных бумажках шутки или просто весёлые реплики и скромно улыбался. Сегодня всё было иначе. Несколько дней назад (хотя ей казалось, что миновало несколько месяцев) она впервые услышала его голос — тогда в парке и поняла, что готова его слушать всю жизнь. Говорить с ним, обниматься, следить за трепетом его длинных ресниц, всей грудью вдыхать его запах. Строить длительные планы — неблагодарное занятие, если ты встал на путь борьбы с демонами, но что делать, если это так приятно? Арина ненавидела себя сентиментальную, потому что превращалась в героиню наиглупейшей песни "Женское счастье — был бы милый рядом". Нет. Она не такая. Она сильная женщина, собственноручно вершащая свою судьбу! Но перед глазами снова всплывали длинные ресницы, сильные плечи, чарующий голос и тоска переполняла сердце. Кресло Вадима пустовало. Вместо живого человека на нём лежала трость Капитана. Символично. А не является ли сам Вадим всего лишь атрибутом их руководителя? Дорогой, изредка полезной безделушкой, которую, если потеряется, будет жаль, но не больше. Ведь Капитан всем видом давал понять, что не хочет говорить о своём помощнике, предпочитая ему войну с Ганталиантом. Впрочем, а чему она удивляется? По большому счёту — все они игрушки на шахматной доске, где ферзь и король — Прад.
"Соберись, а то недолго и совсем расклеиться!" — сказала она самой себе и спросила вслух:
— Капитан, как вы считаете, когда наши надсмотрщики снимут свой дозор? Постоянно лазить, через подвалы — это не выход! Вон новое платье испортила, — Арина показала на рукав, с которого никак не хотела стираться коричневая полоска грязи. — А крысы? Гита, меня поддержит — больше я туда не полезу!
Капитан ухмыльнулся:
— Я бы на твоём месте не был таким безапелляционным!
Прад был полностью прав, когда предположил, что к их базе приставили охрану. Он даже не стал пытаться выйти на улицу через основную дверь. Арина и Гита попробовали, но спешно вернулись, встретив на пути целое призрачное войско. Разномастные привидения, все как на подбор древние, обезумевшие — как замерзшие пассажиры зимой на остановке, практически не шевелились. Туманные образы бесцельно таращились по сторонам. Их было так много, что двор казался укрытым плотным туманным одеялом. Из-за высокой концентрации призраков заметно похолодало. Окна первых этажей покрылись инеем, листва на деревьях и кустах отцветшей сирени увяли. Изо рта шёл пар.
Стоило двери, ведущей на базу приоткрыться, как туманное войско пришло в движение. Потухшие глаза наполнились желанием убить. Охранники не издавали звуков, но этого и не требовалось, чтобы в полной мере понять их настрой. Потерянное выражение лиц, давно умерших людей, изменилось — наполнилось чем-то осмысленным. Внезапно Арина поняла, почему старые привидения столь злы — просто злость, ярость и ненависть — вот и всё, что у них осталось. За сотни лет неприкаянных блужданий по земле, выветрились воспоминания о жизни, помутнели, а потом истёрлись лица друзей, забылись дом, и даже место погребения. Забылись слова, а потом и собственное имя. Но зло — чувство особого рода — оно не подвластно времени. Зло зрело, наливалось силой, вытесняя из иссохших резервуаров памяти ненужные воспоминания и мысли. Зло росло как раковая опухоль. И сегодня осталось только оно. Оно для них — последняя эмоция, напоминающая о жизни, последняя возможность почувствовать, что они не туман на ветру, а нечто большее.